Пионеры Русской Америки - [27]
Когда шлюп подошел к борту «Дианы», стало видно, что знаменитый правитель роста невысокого, плотный, в движениях энергичен, но не суетлив. Баранов неторопливо поднялся на палубу, подчеркнуто вежливо раскланялся с командиром и потребовал объяснений: пушки салютовали в честь императорского флага, развевавшегося на «Диане», и командир по морской традиции был обязан произвести ответный салют в честь флагов компании.
— Отчего мы не услышали ваших выстрелов? — строго спросил Баранов. Лейтенант Головнин, хотя и уступал Баранову летами вдвое, но на флоте был личностью известной. К тому времени он уже успел повоевать со шведами, послужить в английском флоте под началом не кого-нибудь, а прославленных адмиралов Нельсона и Колингвуда, написал книгу о морских сигналах, которой моряки будут пользоваться четверть века, и даже смог сбежать из южноафриканского Саймонстауна, где англичане держали его шлюп в плену 13 месяцев. Первый в истории флота лейтенант, которому доверили командование кораблем, был, безусловно, умен и талантлив, к тому же остер на язык, за словом в карман не лез и мог припечатать так, что его суждения — едкие и далеко не всегда справедливые — надолго западали в память.
К берегам Америки каждые два года из Кронштадта уходил военный корабль с грузом для колоний. Командиры кораблей имели предписание докладывать в Петербург о состоянии тамошних дел и о том, нет ли притеснений жителям и колонистам от правителя и приказчиков компании. Баранов, разумеется, знал об этом задании, которое военные моряки должны были исполнять тайно, но далеко не со всеми командирами кораблей получалось установить дружеские отношения.
Офицеры — дворяне, окончившие Морской корпус, — в силу естественных для того времени сословных различий могли говорить с «темными» купцами только свысока. Однако Петербург да и вся «Расея», откуда Баранов уехал 19 лет назад, были далеко, а Америка — вот она, и здесь вожди воинственных индейцев, губернаторы и коменданты крепостей Новой Испании, ушлые купцы британских и американских компаний признавали власть только одного человека, без которого здесь не решался ни один вопрос. Так что не только Баранову нужно было как-то ладить с офицерами, но и командирам кораблей приходилось находить общий язык с «необразованным» правителем.
Впоследствии Головнин напишет много нелестных слов об основателях компании и ее руководстве; достанется в его записках и Баранову, который так долго жил среди дикарей, что и «сам одичал». Но это будет много позже, а сейчас моряк должен был объяснить проявленное им непочтение к компании, и он изменил бы себе, если бы упустил случай съязвить.
— Американская компания имеет большие права и преимущества, — начал было лейтенант и собирался добавить «слишком уж большие», как вдруг осекся, наткнувшись на тяжелый взгляд. Выдержать его и не смутиться оказалось нелегко даже такому задире, как Головнин. От этого уже немолодого человека, который, чуть наклонив лобастую голову, ждал объяснений командира шлюпа, веяло такой силой и такой спокойной и властной уверенностью, что самые едкие слова лейтенанта выглядели бы в этой незримой дуэли уколами учебной рапиры против удара кулака.
Головнин откашлялся и продолжил, стараясь не встречаться глазами с Барановым:
— К сожалению, в законах российского флота про салюты крепости и судам под флагом Российско-американской компании пока ничего написать не успели. Но я отдам приказ отсалютовать вашим кораблям по морскому уставу.
Согласно русской морской традиции, самый полный салют — 31 выстрел — производился в честь императора; наследнику престола салютовали двадцатью пятью выстрелами, великим князьям, коронованным особам и президентам республик — двадцатью одним; в честь остальных начальствующих лиц палили, в зависимости от чина, от девяти до девятнадцати раз (на русском флоте число выстрелов всегда было нечетное). Так что 11 выстрелов, произведенных пушками крепости в честь «Дианы», были знаком уважения; шлюп же должен был отсалютовать «купцам» (так называли торговые суда) двумя выстрелами меньше.
Баранов, выслушав объяснение, молча кивнул в знак того, что удовлетворен им, и приказал мореходу своего шлюпа следовать за «Дианой». Он сам, как простой лоцман, показал Головнину лучшее место для якорной стоянки — там, где песчаное дно и глубина 13 саженей. Уж кому как не ему была известна каждая сажень глубины в бухте, где он терял людей, откуда уходил, теснимый индейцами, и куда вновь возвращался.
Когда «Диана» проходила мимо крепости, ее пушки салютовали уже не одиннадцатью, а только девятью выстрелами, и шлюп был вынужден ответить тем же. Покидая «Диану», Баранов как ни в чем не бывало пригласил ее командира и офицеров к себе домой на обед.
Так завершилась своеобразная дуэль лейтенанта с главным правителем русских поселений Америки, заставившим уважать и себя, и компанию.
Днем моряки побывали в крепости. «Все укрепления оной, — писал Головнин, — состоят в солидных деревянных башнях и крепком высоком палисаде, в котором прорубленные отверстия составляют амбразуры, а в них поставлены разных калибров пушки и карронады. Строения внутри, как то: казармы, анбары, дом начальника и проч. — построены из самого толстого лесу и весьма прочно».
В череде злодейств и предательств, которыми так богата история Смутного времени начала XVII века, князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский (1586–1610) являет собой один из немногих образцов доблести и чести. Замечательный полководец и умелый дипломат, он сумел очистить Московское государство от сторонников Тушинского вора, и в марте 1610 года — за два с половиной года до подвига Минина и Пожарского! — Москва с ликованием встречала его как своего избавителя. Князь пользовался всеобщей любовью, и кто знает, как повернулась бы история России и скольких бед и несчастий можно было бы избежать, если бы молодой и полный сил воевода, которому не исполнилось и двадцати четырех лет, не умер бы от загадочной и страшной болезни, по слухам отравленный завистниками, своими родичами, не желавшими делиться с ним властью… Автор книги, предлагаемой вниманию читателю, с нескрываемой любовью пишет о своем герое, воссоздавая историю его жизни на фоне драматических и трагических событий, происходивших тогда в России и за ее пределами.
Имя Константина Сергеевича Станиславского (1863–1938), реформатора мирового театра и создателя знаменитой актерской системы, ярко сияет на театральном небосклоне уже больше века. Ему, выходцу из богатого купеческого рода, удалось воплотить в жизнь свою мечту о новом театре вопреки непониманию родственников, сложностям в отношениях с коллегами, превратностям российской истории XX века. Созданный им МХАТ стал главным театром страны, а самого Станиславского еще при жизни объявили безусловным авторитетом, превратив его живую, постоянно развивающуюся систему в набор застывших догм.
Один из самых преуспевающих предпринимателей Японии — Казуо Инамори делится в книге своими философскими воззрениями, следуя которым он живет и работает уже более трех десятилетий. Эта замечательная книга вселяет веру в бесконечные возможности человека. Она наполнена мудростью, помогающей преодолевать невзгоды и превращать мечты в реальность. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Один из величайших ученых XX века Николай Вавилов мечтал покончить с голодом в мире, но в 1943 г. сам умер от голода в саратовской тюрьме. Пионер отечественной генетики, неутомимый и неунывающий охотник за растениями, стал жертвой идеологизации сталинской науки. Не пасовавший ни перед научными трудностями, ни перед сложнейшими экспедициями в самые дикие уголки Земли, Николай Вавилов не смог ничего противопоставить напору циничного демагога- конъюнктурщика Трофима Лысенко. Чистка генетиков отбросила отечественную науку на целое поколение назад и нанесла стране огромный вред. Воссоздавая историю того, как величайшая гуманитарная миссия привела Николая Вавилова к голодной смерти, Питер Прингл опирался на недавно открытые архивные документы, личную и официальную переписку, яркие отчеты об экспедициях, ранее не публиковавшиеся семейные письма и дневники, а также воспоминания очевидцев.
Биография Джоан Роулинг, написанная итальянской исследовательницей ее жизни и творчества Мариной Ленти. Роулинг никогда не соглашалась на выпуск официальной биографии, поэтому и на родине писательницы их опубликовано немного. Вся информация почерпнута автором из заявлений, которые делала в средствах массовой информации в течение последних двадцати трех лет сама Роулинг либо те, кто с ней связан, а также из новостных публикаций про писательницу с тех пор, как она стала мировой знаменитостью. В книге есть одна выразительная особенность.
Имя банкирского дома Ротшильдов сегодня известно каждому. О Ротшильдах слагались легенды и ходили самые невероятные слухи, их изображали на карикатурах в виде пауков, опутавших земной шар. Люди, объединенные этой фамилией, до сих пор олицетворяют жизненный успех. В чем же секрет этого успеха? О становлении банкирского дома Ротшильдов и их продвижении к власти и могуществу рассказывает израильский историк, журналист Атекс Фрид, автор многочисленных научно-популярных статей.
Многогранная дипломатическая деятельность Назира Тюрякулова — полпреда СССР в Королевстве Саудовская Аравия в 1928–1936 годах — оставалась долгие годы малоизвестной для широкой общественности. Книга доктора политических наук Т. А. Мансурова на основе богатого историко-документального материала раскрывает многие интересные факты борьбы Советского Союза за укрепление своих позиций на Аравийском полуострове в 20-30-е годы XX столетия и яркую роль в ней советского полпреда Тюрякулова — талантливого государственного деятеля, публициста и дипломата, вся жизнь которого была посвящена благородному служению своему народу. Автор на протяжении многих лет подробно изучал деятельность Назира Тюрякулова, используя документы Архива внешней политики РФ и других центральных архивов в Москве.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.