Пиноктико - [14]
Или, скажем, играл в «йо-йо» с презервативами, в которые вкладывал камешки, прежде чем запустить их в пропасть…
— Странно, что он это делал — бросал со скалы, потому что внизу кто-то мог идти, и потом, ты же знаешь, Ахим был очень чистый человек…
— Поэтому он, уходя, и расчищал площадку, — сказала Штефи. — Потому что любил оставлять после себя чистоту…
— Да нет, я имею в виду, что при детях размахивать такими вещами…
— Он ведь думал, что вы спите.
— Он знал, что я часто лежу с полуприкрытыми веками… Не верится, что это был он, знаешь… И в то же время я так чётко вспомнил…
— Так кто же там мог быть, если не он?
— Не знаю я… Пращур с пращой?
— Погоди, это ведь тебе не приснилось? И ягод ты в тот раз не объелся?
— Нет… Но мог ведь кто-то случайно идти там, внизу… И получить камнем по голове…
— Камешки были крохотными, — сказала Штефи так, как будто она сама там была…
— Но с такой высоты…
Мы сидели с ней в кафе, кажется, в «Танкштелле», где есть ещё и маленький театр, в котором я никогда не был, и в тот вечер мы тоже просто сидели в кафе при каком-то театре, Штефи потягивала коричневую жидкость «куба-либре» через соломинку, а я рассказывал, как накануне видел «уртюпа», как он чуть не пролез в мою голову…
Но Уртюпа Штефи проигнорировала, он был ей неинтересен…
— Послушай, Йенс, — сказала она, — ты мне не нравишься. Ахим — если бы знал — ни за что не стал тебе рассказывать эту историю, неважно, правдивая она или нет.
— Но ведь он рассказал.
— Он просто думал, что ты уже взрослый мальчик. А ты играешь в какие-то дурацкие игры с собственной памятью… Что ты хочешь там откопать? Трою?
— Ты права, — сказал я, — я больше не буду. Но скажи — последний раз, — объясни мне: зачем он это сказал? Неважно, правда это или нет, но — зачем?!
— Может быть, он… поставил на тебе эксперимент.
— Что-что?
— Не знаю, я недавно так подумала, когда прочла интервью с Ларсом фон Триром…
— Где он говорит, что в нём сидит зверь?
— А что, он разве так говорит?
— Он говорит, что в каждом человеке сидит зверь, но я, прочитав, подумал, что не знаю, как в каждом, но в Трире так точно: Тир в Трире[16]…
— Нет, я, наверное, читала другое интервью, где Ларс говорит, что перед смертью мать призналась ему, что фон Трир — не его отец. Что она на самом деле родила его от композитора Хартмана — в порядке эксперимента…
— Так в чём эксперимент-то состоит?
— В том, чтобы специально зачать гениального ребёнка!
— Смешно.
— А дальше ещё смешнее. Трир ведь всю жизнь думал, что он еврей, ну наполовину, неважно, а тут вдруг, узнав, что его отец — датчанин, заявил: «Я — наци».
— Правда?
— Ну не совсем. Он же левый. Но в каждой шутке…
— В общем, наполовину… Ну да, если учесть, какие шутки любит Трир… «Догвилль», к примеру…
— Нет, Йенс, мы уже об этом говорили, и я не хочу возвращаться к этой теме. Надоело.
— Но согласись…
— Не соглашусь. Можно и так посмотреть и этак, и я вообще сейчас не о том. Просто, это предсмертное признание матери Трира не могло мне не напомнить о признании Ахима, это же понятно…
— То есть ты хочешь сказать, что я могу быть евреем?
— Нет, я это не имела в виду, — улыбнулась Штефи, — хотя почему бы и нет? Ты что-то имел бы против?
— Знаешь, меня никогда нельзя было упрекнуть… К примеру, на вопрос анкеты, которую мы заполняли в универе, «не против ли вы, чтобы ваш сосед был евреем?» я ответил «не против». Но на этом мои чувства к ним заканчиваются. Сам я быть евреем не хочу. Имею право?
Штефи рассмеялась:
— Но почему у тебя сразу испортилось настроение?
— Не из-за евреев, во всяком случае. Я не хочу ими, или одним из них, быть просто потому, что для меня это слишком сложно. Может быть, это и не страшно, и вообще никак, но столько вокруг этого мифов, что… Не хочу. А настроение испортилось просто потому, что я подумал: ведь я могу быть кем угодно — и даже не наполовину… Евреем, русским, поляком… Или вообще-е-е-е…
— Ну кем?
— Австрийцем!
После этого мы наконец перестали говорить на серьёзные темы, мы расплатились и поехали к ней или ко мне, я уже не помню…
Ничего не предвещало, что через день мы расстанемся, хотя, как я теперь понимаю, это было её прощанием — неожиданная волна нежности, которая захлестнула меня в тот вечер с головой…
Штефи умеет всё, в том числе и прощаться.
3. Заговор вещей
Есть люди, которые, расставаясь, сразу же находят себе очередную пару. Мне всегда казалось, что они похожи на летающих собак… Или белок-летяг — вроде они и летят, но на самом деле, если присмотреться, — только от одного дерева к другому… То есть любовники, да и вообще люди, для них — деревья, по-настоящему же летать — подолгу — они не умеют…
А мне захотелось по-настоящему, что-то я видел там — у Кастанеды, томики которого перелистывал в эти дни: пять правил для одинокой птицы… Впрочем, там это было цитатой, из Санта-Круса, кажется…
Почему Ахим не научил меня? Прежде всего, потому что я этого не хотел. Я даже не хотел ходить с ним в горы…
А теперь не то что жалею… Просто было бы больше воспоминаний. Горы — хороший фон для воспоминаний, я так отчётливо помню всё, что там было… Но, может, потому и помню, что редко бывал…
«Серпантин» — экзистенциальный роман-притча о любви, встроенная в летний крымский пейзаж, читается на одном дыхании и «оставляет на языке долгий, нежный привкус экзотического плода, который вы попробовали во сне, а пробудившись, пытаетесь и не можете вспомнить его название».
Повесть «Дважды один» опубликована в электронном журнале TextOnly, вып. 12 — декабрь 2004.
Александр Мильштейн — уроженец Харькова, по образованию математик, ныне живет в Мюнхене. Автор романов «Пиноктико», «Параллельная акция», «Серпантин». Его прозу называют находкой для интеллектуалов, сравнивают с кинематографом Фассбиндера, Линча, Вима Вендерса.Новый роман Мильштейна «Контора Кука» сам автор назвал «остальгическим вестерном». Видимо, имея в виду, что герой, молодой человек из России, пытается завоевать Европу, как когда-то его ровесники — Дикий Запад. На глазах у читателя творится динамичная картина из множества персон: художников, программистов, барменов, русских эмигрантов, немецких писателей и совсем каких-то странных существ…
Пристально вглядываясь в себя, в прошлое и настоящее своей семьи, Йонатан Лехави пытается понять причину выпавших на его долю тяжелых испытаний. Подающий надежды в ешиве, он, боясь груза ответственности, бросает обучение и стремится к тихой семейной жизни, хочет стать незаметным. Однако события развиваются помимо его воли, и раз за разом Йонатан оказывается перед новым выбором, пока жизнь, по сути, не возвращает его туда, откуда он когда-то ушел. «Необходимо быть в движении и всегда спрашивать себя, чего ищет душа, чего хочет время, чего хочет Всевышний», — сказал в одном из интервью Эльханан Нир.
Михаил Ганичев — имя новое в нашей литературе. Его судьба, отразившаяся в повести «Пробуждение», тесно связана с Череповецким металлургическим комбинатом, где он до сих пор работает начальником цеха. Боль за родную русскую землю, за нелегкую жизнь земляков — таков главный лейтмотив произведений писателя с Вологодчины.
Одна из лучших книг года по версии Time и The Washington Post.От автора международного бестселлера «Жена тигра».Пронзительный роман о Диком Западе конца XIX-го века и его призраках.В диких, засушливых землях Аризоны на пороге ХХ века сплетаются две необычных судьбы. Нора уже давно живет в пустыне с мужем и сыновьями и знает об этом суровом крае практически все. Она обладает недюжинной волей и энергией и испугать ее непросто. Однако по стечению обстоятельств она осталась в доме почти без воды с Тоби, ее младшим ребенком.
В сборник вошли рассказы разных лет и жанров. Одни проросли из воспоминаний и дневниковых записей. Другие — проявленные негативы под названием «Жизнь других». Третьи пришли из ниоткуда, прилетели и плюхнулись на листы, как вернувшиеся домой перелетные птицы. Часть рассказов — горькие таблетки, лучше, принимать по одной. Рассказы сборника, как страницы фотоальбома поведают о детстве, взрослении и дружбе, путешествиях и море, испытаниях и потерях. О вере, надежде и о любви во всех ее проявлениях.
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Некий писатель пытается воссоздать последний день жизни Самуэля – молодого человека, внезапно погибшего (покончившего с собой?) в автокатастрофе. В рассказах друзей, любимой девушки, родственников и соседей вырисовываются разные грани его личности: любящий внук, бюрократ поневоле, преданный друг, нелепый позер, влюбленный, готовый на все ради своей девушки… Что же остается от всех наших мимолетных воспоминаний? И что скрывается за тем, чего мы не помним? Это роман о любви и дружбе, предательстве и насилии, горе от потери близкого человека и одиночестве, о быстротечности времени и свойствах нашей памяти. Юнас Хассен Кемири (р.