Пинчер Мартин - [3]

Наконец, он тихонько пробормотал:

— Спасение. Подумать о спасении.

Он начал выбираться оттуда и стукнулся головой о камень. Пополз вдоль расщелины, вскарабкался на вершину скалы и снова и снова осмотрел горизонт. Опустился на колени, потом на четвереньки. В голове у него быстро мелькали мысли.

— Я не могу оставаться здесь все время. Не могу крикнуть им, когда они будут проходить мимо. Должен сделать человека, чтобы стоял здесь вместо меня. Если увидят что-то, что похоже на человека, они подойдут ближе.

Внизу, как раз под тем местом, в которое он уперся руками, лежал, привалясь к обрушившемуся склону, отколовшийся камень. Спустившись вниз, он вступил в борьбу с огромным весом. Ему удалось поставить камень стоймя на один угол. Но тут его начало трясти, и камень упал. Он рухнул на землю и некоторое время так и лежал. Он решил бросить камень и ползком, с большим трудом спустился вниз, к небольшому утесу и беспорядочно разбросанным вокруг камням, где он полоскал глаз. На одном из камней, в луже увидел покрытый рачками валун. Приподнял. Встащил к себе на живот, прошел, шатаясь, несколько шагов, бросил камень, поднял и снова понес. Свалил камень на высоком месте, над воронкообразной дырой, вернулся назад. Над стенкой одной расщелины торчал камень, похожий на чемодан. Он задумался, что ему делать. Подставил под чемодан спину и уперся ногами в другую стенку расщелины. Чемодан со скрипом сдвинулся с места. Он подставил под один его конец плечо и поднатужился. Чемодан съехал в соседнюю расщелину и раскололся. Он безрадостно улыбнулся. Встащил больший осколок себе на колени. Поднял расколотый чемодан над стеной расщелины, перевернул его с боку на бок, толкал его сзади, тащил волоком и ухитрился встащить его вверх по обрушившимся, но все же трудно доступным склонам скалы.

Теперь наверху было два камня, один — со следами крови. Он один раз обвел горизонт взглядом и снова спустился по склону вниз. Остановился, приложил руку ко лбу, потом осмотрел ладонь. Крови не было.

Безжизненным, сиплым голосом вслух произнес:

— Начал потеть.

Отыскал третий камень, но не смог вытащить его из расщелины. Не расставаясь с камнем, отступил, поволок его по дну расщелины и тащил до тех пор, пока не нашел такого места, где стенки были низкие и он смог перевалить камень наверх. Когда он приволок его к остальным камням, руки у него были разбиты в кровь. Он опустился на колени рядом с камнями и стал думать о море и о небе. Растянулся на трех своих камнях, и они больно впились ему в спину. Солнце, светившее с послеполуденной стороны скалы, освещало его левое ухо.

Он поднялся. С трудом взгромоздил второй камень на третий, а первый — на второй. Снизу доверху в трех камнях было почти два фута. Он сел и прислонился к ним спиной. Горизонт был пуст, море спокойно, а солнце — едва различимый знак. Над водой, на таком расстоянии, что можно было попасть в нее камнем, скользила чайка. Но теперь белая птица обрела закругленный контур. В ней не было ничего опасного. Чтобы больной глаз успокоился, он прикрыл его рукой, но, чтобы удержать ее на такой высоте, требовалось слишком много усилий, и он не стал противиться, когда она упала на колено. Он перестал обращать внимание на глаз и попробовал думать.

— Еда?

Он встал на ноги и, перебираясь от расщелины к расщелине, спустился вниз. У подножия скалы вздымались утесы высотой в несколько футов, за ними над поверхностью воды торчали по одиночке отдельные камни. Он оставил их без внимания, так как в данный момент они были для него недоступны. Утесы были очень крутые и, словно коркой, покрыты крошечными рачками, образовавшими из своих выделений обширную колонию, которая уходила под воду на такую глубину, на какую он только мог проникнуть своим здоровым глазом. К камням присосались и грелись на солнышке желтоватые морские блюдечки и разноцветные морские улитки. Блюдечки сидели в выдолбленных их ножками углублениях. Голубыми гроздьями лежали раковины мидий, опутанные зеленой паутиной водорослей. Взгляд его скользнул вверх по склону — он стоял прямо под той расщелиной, в которой была вода, потому что он увидел образовавшую потолок глыбу, которая выступала вперед, как трамплин для прыжков в воду. Увидел, что мидии захватили весь этот склон: ниже какого-то уровня скала от них была совсем синяя. Он осторожно наклонился и обследовал утес. Под водой запасы пищи были еще обильнее: мидии здесь были крупнее и по ним ползали морские улитки. И среди всех этих блюдечек, мидий, улиток и рачков краснели испещренные точками, как обсосанные конфеты, студенистые шарики морских анемонов. В воде они раскрывали рты в венчике лепестков, а здесь, наверху, неподалеку от его лица, они стояли в ожидании прилива, съеженные и сморщенные, словно грудь, из которой высосали все молоко.

Голод стиснул под одеждой его тело, словно двумя руками. Но пока он так висел и слюна наполняла его рот, в горле у него, как от великой печали, встал комок. Он висел, уцепившись за беловатую стенку скалы, прислушиваясь к плеску волн, к тому слабому шелесту и шорохам, которые доносились от этой обильной, хотя не совсем растительной жизни. Пошарив на поясе, он вытащил шнурок, раскрутил его и свободной рукой поймал нож. Поднес лезвие ко рту, зажал его в зубах и отогнул рукоятку. Поддел блюдечко острием, и раковинка захлопнулась так, что повернув лезвие, он почувствовал силу его мускулов. Он бросил нож, и нож повис на шнурке. Налету подхватил раковину. Повертел ее в руке, заглядывая внутрь с более открытой стороны. Увидел втянутую и оттянутую назад продолговатую коричневую ножку, не дававшую свету проникнуть внутрь.