Пикассо и его женщины - [37]

Американская писательница Арианна Стасинопулос-Хаффингтон констатирует:

«Это была страсть, возбуждаемая секретностью, окружавшей их отношения, а также тем, что Мария-Тереза, имевшая вид ребенка, оказалась податливой и послушной ученицей, которая с готовностью шла на любые эксперименты, включая садистские, полностью повиновалась желаниям Пикассо».

А вот мнение о Марии-Терезе Вальтер из воспоминаний Франсуазы Жило:

«Она стала светлым видением юности, всегда находившимся на заднем плане, но в пределах досягаемости, питавшим его творчество. Интересовалась она только спортом и никоим образом не соприкасалась с его деловой или общественной жизнью. В обществе Пабло бывал с Ольгой, а когда возвращался тоскливым и раздраженным, Мария-Тереза неизменно служила ему утешением».

* * *

Итак, у Пикассо появилась другая женщина, и это была воистину безумная страсть. В результате, выпустив на волю все свои самые низменные инстинкты, он стал и в обыденной жизни вести себя все более и более низко.

Ольга была неглупой женщиной и сразу поняла: у любвеобильного Пикассо появилась другая. Впрочем, не понять это было невозможно, ибо, предаваясь безумной страсти, художник попытался вычеркнуть Ольгу из жизни, и всю свою неприязнь к ней он стал вымещать в своих картинах, посвященных корриде, где он изображал ее то в виде лошади, то в виде старой мегеры. Объясняя впоследствии причины их разрыва, художник скажет: «Она слишком много от меня хотела… Это был наихудший период в моей жизни».

Очень несправедливо. Однако, как верно заметила за 100 лет до этого мадам де Сталь, любовь, которая является целой историей в жизни женщины, есть лишь эпизод в жизни мужчины. Тем не менее на первых порах Пикассо не хотел развода, так как полный разрыв хотя бы с частичкой прошлого для него был эквивалентен смерти, которая на протяжении всей жизни вызывала в нем трепетный страх.

* * *

Карлос Рохас пишет:

«Из всех женщин Пикассо Мария-Тереза была самой скромной, и ей единственной не было дела до его денег и славы. Об этом не раз говорил сам Пикассо, которого восхищала глубокая самоотверженная преданность совершенно необразованной, но на редкость жизнеспособной девушки».

В самом деле, каким-то особым интеллектом от Марии-Терезы и не пахло. Она любила лишь спортсменов, спорт и секс. В отношении последнего она нашла в Пикассо, несмотря на 28-летнюю разницу в возрасте, именно то, что ей было нужно.

Теперь Пикассо мог себе позволить многое — ведь каждый год он уже зарабатывал миллионы. Для Марии-Терезы в 1930 году он снял квартиру на уже известной нам улице Ла Боэси, в доме 44, приобрел замок де Буажелу (франц. — de Boisgeloup) на севере от Парижа, в котором и устроил мастерскую. В упоении страстью художник писал, лепил, рисовал. Искусствоведы — ценители творчества Пикассо — отмечали, что после знакомства с Марией-Терезой женские груди на его полотнах вновь стали круглыми и крепкими, рты начали улыбаться, а фигуры, часто по-прежнему деформированные, начали излучать чувственную радость. В самом деле, в новых картинах художника стала доминировать мягкость форм, символизирующая юность и становление женственности Марии-Терезы. Одна из самых популярных его картин того периода — это «Обнаженная, зеленые листья и бюст», написанная в 1932 году. В ней нет ни одного острого угла…

* * *

Страсть, которую они испытывали друг к другу, увенчалась тем, что 5 сентября 1935 года у Марии-Терезы родилась дочь Майя. Вернее, в метрике было написано не Майя, а Мария Консепсьон — в честь умершей сестры Пикассо Кончиты.

Беременность стала для Марии-Терезы сюрпризом, и ее дочь записали как ребенка от неизвестного отца. Тем не менее рождение этого ребенка стало финальным аккордом в семейной жизни Пикассо с Ольгой Хохловой. Но и с Марией-Терезой его отношения после этого значительно осложнились, так как к уже поостывшим за восемь лет чувствам добавилась и родительская ответственность. А этого, как мы уже понимаем, Пикассо не любил.

Да, он обещал, что сразу же после развода признает плод своей запрещенной любви. Но девочка так и не получила его фамилию. Впрочем, художник согласился… стать ее крестным. Крестный отец собственной дочери! Право же, подобное выглядит странновато. Но таков уж был Пикассо, и он потому-то и назвал Марию-Терезу как-то лучшей из женщин, что она никогда ничего не требовала от него.

У Франсуазы Жило читаем:

«Мария-Тереза очень много значила для Пабло, пока он жил с Ольгой, была мечтой, в то время как реальностью являлась другая. Он продолжал любить ее, потому что, в сущности, она не принадлежала ему: жила отдельно, была убежищем от неприятной реальности. Но, когда он, расставшись с Ольгой, стал жить вместе с Марией-Терезой ради более полного обладания ее прелестями, к которым питал такую пылкую страсть, реальность внезапно преобразилась. То, что было фантазией, мечтой, стало действительностью, отсутствие стало присутствием. <…> И в результате она заняла место Ольги, стала той, от кого, в соответствии с логикой Пабло, нужно искать убежища».

К сожалению, Пикассо просто патологически не мог долго оставаться верным. В результате его роман с матерью его только что родившейся дочери еще продолжался, а его уже настигло новое увлечение — Дора Маар, которая, в отличие от Марии-Терезы, не только обладала острым умом, но и хорошо разбиралась в искусстве.