Пикассо и его женщины - [28]

И все же не одеваться «как все» и быть настоящим денди — это, как говорится, две большие разницы. Например, на один из балов Пикассо явился в костюме матадора. Это был явный эпатаж, не имевший ни малейшего отношения к какому-то «своему представлению об элегантности». Благовоспитанная Ольга тогда чуть не умерла от ужаса. Она, кстати, окончательно оставила балет и начала учить испанский, чтобы разговаривать с мужем на его родном языке. В ответ Пикассо выучил несколько русских слов. С его стороны это было равносильно подвигу. Но самое удивительное заключалось в том, что Ольге на какое-то время действительно удалось отдалить художника от его богемной среды.

* * *

Постановка балета «Треуголка» осуществлялась в лондонском театре «Альгамбра», и мировую славу спектакль завоевал на премьере, состоявшейся 22 июля 1919 года.

Главные роли исполняли Леонид Мясин, Тамара Карсавина и Леон Вуйциковский. Подобный состав выглядит на первый взгляд странно, ведь Мясин никогда не считался танцовщиком. Так оно и было. Для работы над балетом он лично пригласил на главную партию испанского танцовщика Феликса Фернандеса. Мясин хотел создать настоящий испанский балет, «который соединил бы национальные фольклорные танцы и технику классического балета». Но уже в период репетиций стало ясно, что Фернандес, прекрасно танцевавший импровизации, испытывает определенные трудности в разучивании сложной партии мельника. И тогда Дягилев заявил, что сам Мясин за время постановки балета так усовершенствовался в технике испанских танцев, что вполне сможет сыграть главную роль. Кстати, его партнершей должна была стать Лидия Соколова, британка, настоящее имя которой было Хильда Маннингс, но затем выбор пал на более известную Тамару Карсавину, которая в 1917 году вышла замуж за британского дипломата Генри Брюса и недавно приехала вместе с ним в Лондон. Она сама впоследствии писала:

«В ходе работы над балетом “Треуголка” я заметила, что Мясин превратился из застенчивого юноши, каким я его знала, в чрезвычайно требовательного хореографа. Танцевал он теперь уверенно и сильно, а его ранняя зрелость, ум и исключительное знание сцены выделяли его и среди балетмейстеров».

Успех балета был феноменальный. В результате 25 января 1920 года «Треуголка» была представлена в Париже, а 27 апреля того же года — в Монте-Карло.

* * *

Что же касается Пикассо, то носил ли он пресловутые брюки горчичного цвета или простой синий комбинезон, работал он с прежним маниакальным упорством. Писал портреты Дягилева, Стравинского, Бакста, Кокто. Любимая Ольга была его постоянной моделью. Ее портрет Пикассо нарисовал для своей первой литографии, которая была использована для пригласительного билета на его выставку.

Многие из рисунков тех лет своим классицизмом и безупречным совершенством напоминают работы Энгра. Ведь на самом деле Пикассо Энгра обожал! Говорят, одной из характерных сторон его творчества было то, что он постоянно «тосковал по Энгру». Когда он был особенно доволен какой-то своей работой, то с восторгом смотрел на себя в зеркало и шептал: «Здравствуйте, месье Энгр!»

Впрочем, надолго этого реалистического запала не хватило, и во многих работах Пикассо вскоре стала появляться некая карикатурность. Вообще именно в те годы художник додумался до гениального заявления: «Искания в живописи не имеют никакого значения. Важны только находки. Мы все знаем, что искусство не есть истина. Искусство — ложь, но эта ложь учит нас постигать истину, по крайней мере, ту истину, какую мы, люди, в состоянии постичь».

Итак, искания в живописи не имеют значения… А как насчет исканий в семейной жизни?

Глава одиннадцатая Разочарование

Их парижская квартира на улице Ла Боэси превратилась в классический светский салон с уютными канапе, портьерами и зеркалами.

Однако очень скоро выяснилось, что Ольге, воспитанной в детстве гувернантками, неинтересны богемные друзья мужа, а его, в свою очередь, страшно раздражают ее гости — все как один, как он говорил, великосветские бездельники.

На ее приемах такие «подозрительные», как Макс Жакоб или Гертруда Стайн, были нежеланными гостями. Ей гораздо больше нравилось общество покровителя искусств графа Этьена де Бомона и людей ему подобных.

У Карлоса Рохаса читаем:

«После свадьбы супруги перебрались в большую и богато обставленную квартиру на улице Ла Боэси согласно положению, которого бывшая балерина хотела добиться в Париже. Позже Пикассо признавался Гертруде Стайн, что всегда чувствовал себя слабым рядом с такой неприступной женщиной, как Ольга. Тем не менее он гордился аристократическим происхождением жены и ее умением подчинять других своей воле».

В этом, кстати, она была похожа на мать Пикассо, от которой, по сути, он бежал во Францию. Вот и теперь прошло совсем немного времени, и Пикассо вдруг обнаружил, что они с Ольгой живут не только на разных этажах одного дома, но и в разных мирах. Ольге хотелось признания света и семейного уюта. Это и понятно: дочь русского полковника, конечно же, по-своему понимала счастье. Пикассо же все это считал рутиной, губящей творчество, и мечтал о Монмартре — обители нищих художников, единственном месте на земле, где всегда царила, царит и, скорее всего, всегда будет царить абсолютная свобода.