Piccola Сицилия - [85]

Внезапно с улицы донесся шум. Это были соседи.

– Мы думали, Виктор вернулся.

– Нет, – сказал Альберт, – это один из рабочих, Мори́с.

– Машалла! Meraviglioso![58]

Мориц закончил адажио. Во внезапно наступившей тишине он ощущал, как кожу гладит прохладный ветерок из открытого окна. Ему было неприятно, что на него смотрят.

– Не хотите ли войти? – спросил Альберт.

– Нет, спасибо. Bonne nuit, Albert. Laila saida, ya Yasmina. Buona notte, Maurice.

* * *

Далеко за полночь, когда Мориц лежал в постели и смотрел на светлое от луны небо над крышами, бесшумно открылась дверь. Ясмина. Белая ночная рубашка, волосы распущены. Убедившись, что он не спит, она скользнула в комнату, закрыла за собой дверь и села на стул у кровати.

– Когда вы сегодня играли, – тихо сказала она, – вы вернули сюда Виктора.

Мориц сел. На нем было только исподнее. Но это ее не смущало.

– Спасибо, – сказала она.

– Я только немного поиграл…

– Я имею в виду, спасибо, что вы ничего не сказали. Моим родителям. – Она пристально смотрела на него. Темные глаза в лунном свете. – Вы меня осуждаете?

– Нет. Какое я имею право?

– Это не так, как между другими братьями и сестрами, вы должны знать. Происходит многое, и люди не говорят об этом. Но я его действительно люблю.

Зачем она мне это объясняет? – подумал он. Какое ему до этого дело? Какая ей разница, одобрит он это или осудит?

– А у вас есть кто-то, кого вы любите? – спросила Ясмина.

– Я обручен.

Ясмина испытующе глянула на его руку.

– Вы не носите кольцо.

– Вы мне не верите?

– Не знаю. – Она улыбнулась.

– Показать вам фотографию?

– Да.

Он потянулся к своим брюкам, достал портмоне и вынул из него фото. Немного помедлил. Потом протянул ей. Ясмина пересела на край кровати, повернула снимок к лунному свету. Ванзее. Деревянные мостки. Открытая улыбка Фанни.

– Она красивая. Как ее зовут?

– Фанни.

Она молчала, как будто имя ей не понравилось.

– Вы тоскуете по вашей fidanzata?[59]

– Да. Но… знаете, когда так долго не видитесь, не переписываетесь…

Она не сводила с него глаз, явно желая, чтобы он объяснил.

– Вы ее забыли?

– Нет. Разве вы забыли Виктора?

– Я его никогда не забуду!

Ее уверенность нравилась ему. Если и Фанни так же тверда в своем чувстве, подумал он, то все будет хорошо.

Ясмина вернула фото.

– Сейчас полнолуние. Она тоже сейчас думает о вас и гадает, когда вы вернетесь.

– Она гадает, жив ли я вообще.

– Почему вы ей не напишете?

– А если письмо перехватят? Дезертирство карается смертью.

– Вы недостаточно ее любите!

– Как вы можете так говорить?

Ясмина провела пальцами по волосам.

Его смущало, как человек может быть одновременно и таким гордым, и таким ранимым. Он пытался отгадать ее мысли, пока она не сказала:

– А что бы вы сделали, если бы ваша невеста изменила вам?

Мориц растерялся:

– Не знаю.

– Вы бы ей тоже изменили? Из мести?

– Нет.

Он не понимал, к чему она клонит. Было еще что-то, чего она ему не сказала?

– А вы? Что вы собираетесь делать? – спросил он.

– Ждать…

Мориц кивнул. А что им еще остается?

– Но я не могу ждать! – вдруг вырвалось у нее с отчаянием, испугавшим его.

– Он вернется. Надо только потерпеть.

– Невозможно!

– Почему?

– Потому что… – Она не сводила с него глаз, будто проверяя, может ли он хранить тайну. Потом резко встала и направилась к выходу. – Buona notte, Maurice.

Она исчезла так же тихо, как и вошла.

* * *

Мориц почти не спал в ту ночь. Наутро Альберт приветствовал его особенно дружелюбно, Ясмина делала вид, будто между ними ничего не произошло. Да ведь и в самом деле ничего не произошло. Или все-таки?

Мориц остался дома один, семья села в «ситроен» и поехала на похороны Латифа. В черных одеждах на черной машине. Стоял ясный день, ничто не указывало на вчерашнюю катастрофу. Дети на улице играли в футбол. Мориц тоже поехал бы с ними, но это было чересчур рискованно. Слишком много народу – не только семья Латифа, но и весь персонал «Мажестика», да и американцы могут тоже прийти.

* * *

В гостиной звучало лишь тиканье часов. Мориц чувствовал себя чужим в пустом доме. Он сел за пианино и попытался припомнить вариации Гольдберга. Но музыка не давалась. Мысли его занимала Ясмина. Внезапно в дверь постучали. Он замер. Снова постучали, уже настойчивее. Может, соседи – а может, кто-то выдал его. Нерешительные шаги за дверью. Мориц выглянул в окно – и увидел спину солдата в форме. Он быстро опустился на пол в углу, который не просматривался через окно. Потом услышал какое-то шорканье, будто кто-то скреб по стене дома. Следом стук на втором этаже. Кто-то взобрался по фасаду наверх и открыл окно. Мориц услышал шаги над головой. Мужские шаги. Он лихорадочно раздумывал. Если он убежит через дверь, там могут оказаться другие солдаты, явившиеся за ним. Спрятаться. Кухня, кладовка. Он бросился было туда, но на лестнице уже послышался топот тяжелых башмаков. Едва успев скользнуть в кухню, Мориц понял, что шаги следуют за ним. Положение было безвыходным. Солдат его услышал. Мориц схватил кухонный нож и повернулся к двери. Она открылась. Солдат заметил Морица с ножом и испуганно вздрогнул. На нем была французская форма.

– Кто вы такой? – спросил мужчина по-итальянски.