Пейзаж с убийцей - [37]

— Да что за жилетки? — Заплаканная Аня засмеялась и повернулась на спину.

— Спина черная, а спереди индийские узоры… Ты таких и не видела. Ты и свитеров не застала — волшебных мохеровых свитеров серого цвета! Им нет сноса… В Индии хороший товар. Были еще юбки. В них в любую жару прохладно и о них удобно вытирать даже самые грязные руки — все равно ничего не видно… Сейчас таких не найдешь. Как я о них жалею! Это лучшая дачная униформа. Надо было оставить себе пару мешков. Но разве я могла подумать, что буду владеть загородным домом!.. Видишь, к каким последствиям может привести простое человеческое участие?

— Ну, не всегда предложенная помощь меняет нашу жизнь…

— Так глобально — не всегда. Но я как раз хотела сказать, что даже мимолетное участие, которое к нам проявляют, участие без последствий, просто слова «Вам помочь?» — очень важны. Мое второе теплое воспоминание касается такого случая. Я ехала в поезде… — Аня дернулась. — Да, Аня, именно тогда, из Новосибирска в Омск, я была ужасно уставшая, но не могла лечь спать: ждала, когда на ближайшей станции сойдет человек с нижнего места, и вдруг увидела в окне всю эту чудовищную историю, она разыгралась передо мной, и я восприняла ее, как сейчас понимаю, неадекватно. Я не только была напугана, не только поражена, нет, мне еще казалось, что это знамение какого-то окончательного краха моей жизни. Такое, знаешь, дополнительное издевательство. Еще одно доказательство, что мир жесток и равнодушен… Когда поезд поехал, я думала, что упаду в обморок… Но тут проснулся этот человек с нижнего места, взрослый мужчина, полный. Проходя мимо меня, он остановился и спросил: «Что-то случилось? Помощь не нужна?» Он коснулся меня, это было такое теплое прикосновение, я даже сейчас помню температуру его тепла — и у меня внутри тоже все как-то оттаяло. Я поверила, что всегда смогу разыскать этого человека и сказать ему: «Мне нужна помощь. Давайте, помогайте!» — и он воспримет это как должное… Я еще больше скажу: мне кажется, тот момент был поворотным в жизни. Не сразу все наладилось, и мысли о самоубийстве были уже после этого эпизода, но внутренне я была готова к тому, что чужой, посторонний человек способен просто так предложить помощь. Может, поэтому я и не побоялась ехать к редактору университетской газеты? То есть в какой-то мере та бесполезная теплота в поезде оказалась для меня куда более важной, чем полезная помощь, предложенная в метро… Вот такие хорошие моменты, Аня.

— Лучше, чем те, когда на вас посыпались из ваших индийских свитеров пачки денег? — улыбаясь, спросила Аня.

— Ты не поверишь, но гораздо лучше!

— Ладно. Давайте все-таки завтракать. Я ведь для этого зашла к вам в комнату — чтобы позвать… Я яйца сварила. Всмятку…

— Ах, вот что разбилось, когда я искала валерьянку и уронила ковшик!..

Они сидели на кухне, ели хлеб с маслом (разбитые яйца оказались последними), от чашек с кофе поднимался уютный пар. По нему как-то было понятно, что за окнами холодно. Отопление уже включили, но все равно хотелось греть руки о чашку. «И окна запотевают! — подумала Елена. — Это по ним определяется температура на улице… Миша прав: столько незаметных наблюдений проносится в нашей голове каждую секунду! А есть еще внутренняя химия организма, которая непрерывно перенастраивается и меняет наше восприятие мира».

— Меня парень бросил, — сказала Аня. — Точнее, как бросил… Я думала, он будет моим парнем после… всего… А он даже не смотрит теперь.

— Ну и плюнь.

— Я, наверное, очень некрасивая, да?

— Красивая… Молодая — значит, красивая.

— Красивых не бросают.

— Разных бросают…

— Лена, а вы почему не замужем?

— Не вышла, дура, в двадцать пять, а сейчас очень трудно. Все недостатки замечаешь, кажется, что только никому не нужные отбросы попадаются. Ведь все нормальные мужики женаты… Я теперь вдовцов буду ждать. Лет через десять начнут появляться вдовцы моего возраста.

— Смешная вы… А может, одной лучше?

— Нет, Аня. Одиночество — это ужасно.

Вопреки бурному началу, денек выдался тихий. Когда попили кофе и убрали посуду, Аня пошла в комнату смотреть субботние программы, а Елена, наконец, позвонила в Москву, Мите.

Он находился в отвратительном настроении.

— Ну, совесть надо иметь, как ты думаешь? — спросил он.

— Как отвечать на такие вопросы, Митя?

— Надо отвечать так: я бесстыжий человек. Я пропускаю вторую неделю, вне всяких отпусков, только потому, что у меня зачесалась левая нога! Не сменить ли тебе профессию, дорогуша? Не пойти ли тебе в программу «Независимое расследование»?

— Слышу угрозу.

— Это не угроза, а цитата. Александр Сергеевич Лежаев, собрание сочинений, том восемь.

— Он сердится, что я уехала? Да ему-то что за дело?

— Ну, он в некоторой степени платит тебе зарплату… Я понимаю, конечно, что требовать за зарплату какой-то труд — это анахронизм, пережитки прошлого, но такой уж он старомодный!

— Митя, хватит ерничать. В воскресенье я вылетаю. В понедельник буду на работе.

— И запиши, чтобы не забыть: рабочий день начинается в десять! В десять! Причем, утра!

«Осталось два дня! — печально подумала она, натягивая куртку. — Что можно успеть! А ведь надо еще взять билет… И Михайлов пропал. Теперь вся надежда на него: откопает он что-нибудь или нет… А может, мне плюнуть и затаиться? Ну не дураки же они, эти ребята? Может, сами, наконец, разберутся и отстанут?»