Пейзаж с убийцей - [28]

Нет, не довольная! Настроение было ужасное. Кроме того, обед для зайцев не был предусмотрен, а как назло дико хотелось есть. Помнится, даже желудок разболелся от запахов, доносившихся из разогреваемых коробочек, обернутых фольгой, впрочем, это были обеды для летчиков, да, точно. Обычным пассажирам тогда были положены только бутерброды…

Итак, я вылетела в пятницу, почти в полночь. Через четыре часа, то есть уже в субботу, выяснилось, что самолет приземляется в Новосибирске. Еще несколько часов суматохи, ожидания в салоне, и нас выводят в зал. Туман над Омском оказался прочным. Я подошла к летчику, он отвернулся, пряча глаза. Это означало, что для нового полета зайцем понадобится еще один стольник. Таких денег у меня не было. Да и вообще денег не было. Я подумала о Нине».

Елена открыла на календаре страницу августа, попутно припоминая, что и Нина и ее муж оказались в этот день дома. Вспомнила, как они все вместе обедали в роскошной Нининой квартире — вот этой самой, может, как раз на этом столике, нет, на кухне, точно, на кухне. Потом она спала, потом вместе поехали на вокзал. Все вместе… Значит, действительно, была либо суббота либо воскресенье… Нет, суббота: молодожены сами вызвались проводить ее в ночь, следовательно, надеялись отоспаться.

Поезд отходил уже после полуночи, значит, в воскресенье… «Теперь займемся семнадцатым августа, — она провела пальцем по нарядным выпуклым цифрам календаря. На листе сверху была сфотографирована русская деревенька с речкой, мостками, лопухами — воплощение августа, надо полагать — она хмыкнула, — семнадцатого августа… Воскресенье… Все сходится… Прописку я получила через десять дней. В этом промежутке есть еще одно воскресенье — двадцать четвертое августа. Но тогда, получается, Юля сделала мне новый паспорт за два дня? Нет, даже при Юлиных связях это нереально. Значит, я проезжала Корчаковку на рассвете семнадцатого августа. Именно в тот день и почти в тот же час, когда убивали человека по фамилии Штейнер!»

В соседней комнате завозилась Аня. Надо было закругляться — девушке завтра рано вставать, Еленины шорохи, видимо, мешали ей. «Роскошная» квартира теперь была хрущевкой: комнаты смежные, никакой звукоизоляции. Одиннадцать лет — небольшое расстояние для объективного взгляда, и вот все поменялось, как по волшебству. Чем окажется та картинка на берегу речки? Та картинка из жизни семнадцатого августа, чем окажется она нынче?

Уснуть Елена не могла. Мешало сопение Ани, шум деревьев (видимо, погода менялась), тиканье часов. По двору, под самыми окнами проехала машина. Остановилась. Елена ожидала, что хлопнет дверца, но никаких звуков больше не услышала.

Она очень жалела, что начала эти розыски два месяца назад. Отсюда, из темной квартиры мертвой Нины, ей хорошо была видна собственная одержимость. «А одержимость заслуживает наказания! — подумала она, глядя в полосатый от теней потолок, по которому тревожно бегали отпечатки голых ветвей. — Ты выдумала судьбу выдуманному персонажу, нафантазировала зловещие обстоятельства его смерти: это ладно. Но зачем ты поехала сюда, зачем ты вела себя так, словно этот искусственный персонаж реален! Ты залезла в какую-то старую историю убийства молодого рыжего парня, которому почти отрезали голову, и теперь пожинаешь плоды собственной неосторожности! Давно пора признаться: это две совершенно разные истории. Та, которую ты начала придумывать в девяносто третьем, и та, за которую уже одиннадцать лет два бандита сидят в тюрьме. Лучше бы ты оставила всех этих покойников в покое!»

Она повернулась на бок. Беда была в том, что это покойники не хотели оставить ее в покое… Елена задремала.

Разбудил ее телефонный звонок. Несколько секунд она вообще не могла понять, что это звучит, повторяясь как эхо — телефонный аппарат у Нины был допотопный, с крутящимся диском, он и звенел-то как-то по-старинному.

Аня, видимо, уже ушла. Ослепительный свет заливал комнату. Казалось, что за окнами Средиземное море, бросающее на стекло лазурные отблески — пятно света на ковре было синим. Она не стала поднимать трубку. Боялась, что придется говорить кому-то о смерти Нины.

Но тут зазвонил мобильный. Номер не определялся.

— Да? — осторожно сказала она.

— А это я! Михайлов! — Корчаковский участковый, видимо, всегда был весел. — Уже полдень! Я вас жду, вы помните?

— Конечно, помню… Только…

— Никаких только! У меня для вас интересное предложение! Нынешние хозяева дома Штейнера, оказывается, продают его. Уже две недели объявление выходит в газете «Из рук в руки». Не хотите сходить туда под видом покупательницы? Я буду вас сопровождать. Вдруг что-то вспомните?

— Что же я могу вспомнить? Я там не была… Я, честно говоря, на поезде мимо проезжала. Но зато знаю точно: в тот самый день.

— Семнадцатого августа? Как это вы определили одиннадцать лет спустя?

— Через десять дней я прописалась в Омске… И получила там новый паспорт.

— М-да, — было непонятно, что он хочет сказать. — А это московский номер, по которому я звоню?

— Да.

— Значит, вы много платите?

— Довольно много.

— Тогда тем более приезжайте. Поговорим забесплатно. И оденьтесь потеплее! Я буду ждать вас в опорном пункте.