Пейзаж с ароматом ментола - [7]
Август пересчитывал оставшиеся дни, и под ногами уже попадались первые кленовые листья. Мне припомнилась моя юношеская новелла, герой которой писал возлюбленной признания на золотистых кленовых листьях. Его прообразом был сам автор, проживший с тех пор два десятилетия и больше никогда не писавший таких писем. Однако еще два или три раза он бывал серьезно влюблен и некогда — только в другом городе — вот так же блуждал по вечернему парку, ожидая, когда в соседнем доме загорится окно и его свет принесет радость. Радость, которая будет волнами нарастать на лестничных маршах, чтобы достичь высшей отметки перед знакомой дверью, за которой звучит тихая музыка и ждут горячие жадные губы. Тому влюбленному суждено было стать прототипом человека, смотревшего сегодня на другое окно и ожидавшего если не радости, то хотя бы спокойствия от того, что оно останется темным, а за дверью встретит тишина.
Музыку я услыхал на площадке второго этажа. Это был прелюд №15, с которого, как я уже говорил, начиналась обратная сторона купленной накануне пластинки. "Капельки" звучали сильнее и выразительнее, чем вчера.
Ноги сделались чужими, как бывает при высокой температуре, однако подчинились приказу подняться еще на этаж. Глазок в двери оставался темным, но за ней безусловно кто-то был. Я в изнеможении прислонился к лестничным перилам и попробовал сосредоточиться.
Мелодия закончилась. Теперь должен был зазвучать отличающийся мрачным колоритом прелюд №16, однако вместо него после короткой паузы снова зазвенели "капельки". Я вынул нож, проверил, легко ли он выходит из ножен, и, держа оружие в левой руке, правую поднес к звонку.
В то же мгновение в квартире проснулся телефон. Пока он с долгой настойчивостью повторял звонки, сердце успело совершить путешествие по всему телу. Звонки затихли одновременно с финальными аккордами прелюдии. По ту сторону двери повисла глухая тишина. Глазок по-прежнему оставался темным, но не было ни малейшей гарантии, что из него кто-то затаенно не глядит на меня, точно так же сжимая в руке нож или нечто более надежное. Недавнее намерение нажать на кнопку звонка показалось мне неосмотрительным. Бежать к телефону-автомату, чтобы вызвать милицию, означало позволить моему гостю без проблем смотать удочки. Я почему-то был уверен, что музыку слушал именно гость, а не гости.
Из размещенной напротив Лениной квартиры донесся грохот. Сосед что-то мастерил в коридоре и, к счастью, был относительно трезв. Еще более кстати в его руках оказался молоток. Я, на ходу соображая, попросил взглянуть на мой сломанный вентилятор и, не давая Лене оставить молоток дома, подтолкнул его к своей двери. Левую руку я опустил в карман с ножом, правая занялась ключами. Левая, надо сказать, чувствовала себя увереннее. Леня заметил, что ему хватает одного замка, и философически добавил, что, конечно, будь их, как у меня, три, он, возможно, и не жил бы сейчас один, потому что жена и капитан дальнего плавания заперлись бы как следует и не позволили застукать их прямо в постели. Я мог выслушать все что угодно, лишь бы он держал молоток и был готов по моей команде пустить его в ход.
Коридор встретил нас пустотой, комната и кухня — тоже; окна и форточки были закрыты, двери на обоих шкафах — заперты изнутри, однако нос почуял запах ментолового дыма еще раньше, нежели глаза выхватили из интерьера свежую струйку дыма на фоне окна. Незваный визитер мог прятаться только в ванной.
— Леня! — заорал я, выхватывая нож.— В ванной кто-то есть! За мной!
Выключатель был в коридоре. Я ткнул в него пальцем и рванул дверь.
Из кранов капало, а бачок над унитазом тосковал по сантехнику.
— Ну ты даешь...— покачал головой Леня.
Я отвернул синий кран, вымыл влажные от пота руки и, набрав воду в пригоршни, остудил лицо. Затем медленно вытерся полотенцем и напился из-под крана. Насколько можно, я оттягивал возвращение в комнату, ибо знал, что там меня ждет, по крайней мере, одно, не считая дыма, неприятное открытие.
Открытий оказалось больше.
Раскрытая книга на письменном столе бросилась в глазаеще в лихорадке вторжения. Уходя, все книги я оставил закрытыми.
Ревизия остальных контрольных вещей вызвала неодолимое желание плюнуть на уплаченные вперед деньги и завтра же выехать из этой квартиры, чтобы забыть и переставленного с третьей на четвертую полку индийского божка (на прежнем месте выделялся аккуратный незапыленый квадратик), и беспорядочно перетасованные страницы рукописи и — прежде всего — чертову физиономию пепельницы с наполненными пеплом глазницами.
Леня отремонтировал вентилятор и ласкал взглядом выставленную на стол бутылку коньяка. Я нарезал охотничьим ножом лимон и налил сразу по полстакана. Все объяснения и надежды, которыми я себя убаюкивал, бесследно развеялись, явив голую правду: кто-то с неизвестными намерениями проникает в мою квартиру.
Без большой охоты простившись с соседом, я сварил себе кофе. Войти гость мог через дверь, но каким образом ему удалось сегодня незаметно улизнуть, если окна были закрыты изнутри? Оставались стены, потолок и пол.
Авторы занимательно и доступно рассказывают о наиболее значительных событиях десяти столетий, которые Беларусь прошла со времен Рогнеды и Рогвалода. Это своеобразная хроника начинается с 862 года, когда впервые упоминается Полоцк, и заканчивается 25 марта 1918 года, когда была провозглашена независимость Белорусской Народной Республики. В книге 4 основные главы: "Древние Белорусские княжества", "Великое Княжество Литовское", Беларусь в Речи Посполитой" и " Беларусь в Российской Империи". Приведены хронологические таблицы, в которых даты белорусской истории даются в сравнении с событиями всемирной истории.
Этот несерьезный текст «из жизни», хоть и написан о самом женском — о тряпках (а на деле — о людях), посвящается трем мужчинам. Андрей. Игорь. Юрий. Спасибо, что верите в меня, любите и читаете. Я вас тоже. Полный текст.
«23 рассказа» — это срез творчества Дмитрия Витера, результирующий сборник за десять лет с лучшими его рассказами. Внутри, под этой обложкой, живут люди и роботы, артисты и животные, дети и фанатики. Магия автора ведет нас в чудесные, порой опасные, иногда даже смертельно опасные, нереальные — но в то же время близкие нам миры.Откройте книгу. Попробуйте на вкус двадцать три мира Дмитрия Витера — ведь среди них есть блюда, достойные самых привередливых гурманов!
Рассказ о людях, живших в Китае во времена культурной революции, и об их детях, среди которых оказались и студенты, вышедшие в 1989 году с протестами на площадь Тяньаньмэнь. В центре повествования две молодые женщины Мари Цзян и Ай Мин. Мари уже много лет живет в Ванкувере и пытается воссоздать историю семьи. Вместе с ней читатель узнает, что выпало на долю ее отца, талантливого пианиста Цзян Кая, отца Ай Мин Воробушка и юной скрипачки Чжу Ли, и как их судьбы отразились на жизни следующего поколения.
Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.