Пейзаж с ароматом ментола - [6]

Я налил полный стакан вина и, выпив его маленькими глотками, занялся анализом ситуации.

Самым естественным ответом на все вопросы явилось бы недавнее присутствие в этих стенах человека с сигаретой. Вместе с тем подобное объяснение выглядело наиболее уяз­вимым. Если в квартире и впрямь кто-то находился, в его распоряжении было всего минут пятнадцать, прошедших между нашим с Наташей уходом и моим появлением. За это время любитель ментоловых сигарет должен был, во-первых, некиим образом попасть в квартиру, а во-вторых, успеть уйти до моего возвращения. Но с какой целью? Чтобы выкурить сигарету и тем самым оставить свидетельство своего незакон­ного вторжения? Версия выглядела довольно сомнительной, хотя и оставляла простор для дальнейшей разработки.

Согласно элементарной логике, проникнуть в квартиру, располагая считанными минутами, в первую очередь мог человек с ключами. Одни ключи лежали в моем кармане. Вторые Наташа держала в косметичке. Третий комплект я полгода назад спрятал в верхний ящик письменного стола.

По дороге к столу взгляд остановился на стоявшей меж­ду Шивой и томом Акутагавы пепельнице. Однорогий черт успокоил отсутствием каких-либо следов пепла. Верхний ящик стола тоже не подвел. Я налил себе вина и включил телевизор. Шел французский детектив. Убедившись, что жертва мертва, убийца спускался по увитой диким виногра­дом стене. Я отбросил крышку сундука. Веревочная лестни­ца была на месте, но мне все равно захотелось переключить телеканал.

Наташин муж, находка в косметичке, изготовление дуб­ликатов ключей etc... От этой гипотезы я решительно отка­зался. Кроме всех остальных "натяжек", ни Наташа, ни ее муж не курили.

Мысли неизбежно устремились к хозяину квартиры. Я прокручивал в памяти наш первый и единственный разго­вор, и он мне все больше не нравился. Сцена с ключами... Вдобавок к трем врученным мне с такой трогательной забо­той комплектов безусловно существовали еще три или даже тридцать три. А вопрос, один ли я собираюсь жить... Плюс осторожный и, возможно, тонко продуманный намек, что я могу заметить нечто такое...

Мною овладело неуютное ощущение того, что меня втя­гивают либо в идиотский розыгрыш, либо, наоборот, в чет­ко спланированный эксперимент. В любом случае положе­ние выглядело, мягко говоря, дискомфортным, ибо в создании сценария я не участвовал даже в качестве консуль­танта. Правда, где-то на обочине сознания выплывал из ту­мана тот странновато-испуганный вопрос моего хозяина о Шопене, но какой, скажите, здравый рассудок способен был связать его в одну цепочку с приобретенной сегодня мною по собственной воле пластинкой в черно-зеленом конверте и, тем более, с дымом ментоловых сигарет?

Как показало совсем близкое, можно сказать, укрывше­еся за матовой дверью будущее, как раз нормальная логика требовалась здесь меньше всего.

Прежде чем лечь спать, я впервые закрыл входную дверь на все три замка. Я еще не знал, что в длинной веренице последующих ночей эта окажется чуть ли не самой безмя­тежной.

Утро, как обычно, отрезвило. Впрочем, иных выводов, кроме очевидного — непосредственного или косвенного — участия в этой таинственной истории моего хозяина, вчера я так и не сделал. Да и сама таинственность при свете дня поблекла и обрела опереточный оттенок.

Около двенадцати позвонила Наташа. Она не могла прий­ти, что меня немного огорчило, но я давно был в том возра­сте, когда отмена свидания не способна существенно повли­ять на яркость красок окружающей жизни. Положив трубку, я вспомнил, что послезавтра — пятница, а значит, Наташа, как всегда накануне выходных, задержится у меня подольше и изобретет что-либо оригинальное не только на кухне.

После дневной прогулки я не заметил дома ничего по­дозрительного. Наиболее отчетливым из запахов был вкус­ный аромат смолотого вручную кофе. Не скажу, что нервы окончательно улеглись, однако углубиться в начатую руко­пись удалось без особых усилий.

Поужинав чашкой кофе с бутербродом, я засобирался на променад. Вечер возвратил вчерашнему происшествию зага­дочную значительность, в результате чего сборы отличались от обычных. Прежде всего я наглухо закрыл форточку, за­тем встал посередине комнаты и постарался запомнить точ­ное местонахождение пепельницы, латунного Шивы, разло­женных на столе книг и страниц рукописи. Двери, как и на ночь, были закрыты на все три замка, а карман джинсов приятно оттягивал подаренный Наташей охотничий нож в кожаном чехле.

Маршрут движения также был уточнен. Бывшее кладби­ще с его слабо освещенными окрестностями выглядело для поздних хождений местом довольно неуютным, зато оттуда хорошо просматривался дом и окно в торце на третьем этаже, которое я оставил с поднятой шторой, чтобы сразу же заметить свет.

Итак, я шатался по снесенному кладбищу, где каким-то чудом уцелело одно перевернутое и обомшелое надгробие, и то и дело бросал взгляды на дом. Всякий раз в такой момент во мне напрягалась некая струна и слегка перехватывало дыхание. Однако мое окно неизменно оставалось единствен­ным темным прямоугольником своей вертикали, и минут через сорок, настраивая себя на иронический лад, я двинул­ся домой.