Пэтти в колледже - [10]

Поскольку над ней довлело множество интересов, философские исследования Пэтти были не столь глубоки, как того требовала программа, но она обладала хорошими, необходимыми в работе знаниями, которые, в частности, поразили бы профессора Кэрнсли, если бы он мог оказаться в другой обстановке. Несмотря на то, что знания ее были почерпнуты не только и не столько из учебника, в классе у нее была хорошая репутация и, как со вздохом признавала Пэтти, «чтобы поддерживать репутацию в области философии, воображение подвергается неимоверной нагрузке».

Это было достоверно установлено еще на втором курсе, на уроке психологии, когда первое введение в научную абстракцию заставило всю группу замолчать в благоговейном страхе, и только Пэтти посмела подать голос. Однажды утром профессор безмятежно распространялся на тему ощущений и в ходе лекции заметил: «Вероятно, что индивид испытывает все первоначальные ощущения в течение первых нескольких месяцев своей жизни и что в дальнейшем такого понятия, как новое ощущение, не существует».

– Профессор Кэрнсли, – произнесла Пэтти высоким голосом, – Вы когда-нибудь катались с горки?[4]

Лед, наконец, дал трещину, и группа почувствовала себя свободнее даже в изрядно глубоких водах философии; а Пэтти, хотя и необоснованно, заслужила репутацию человека, обладающего более глубокой способностью, нежели большинство студентов, проникать в физическую суть вещей.

Итак, начав изучать этику на четвертом курсе, она обладала незаслуженной, хрупкой, построенной на отговорках, репутацией, которая могла погибнуть при малейшем прикосновении. Она весьма похвально поддерживала ее до самых рождественских каникул, так разумно вступая в споры о первичных причинах морального обязательства и о происхождении совести, словно ранее ознакомилась с тем, что говорит учебник на эту тему. Но когда перешли к изучению определенных богословских течений, основанных на конкретных исторических фактах, Пэтти обнаружила, что от воображения мало пользы, а несколько раз только чистое везение спасло ее от разоблачения. Однажды в нужный момент прозвенел звонок, и два раза ей удалось избежать прямого ответа, переведя дискуссию на второстепенные вопросы. Тем не менее, она поняла, что удача не всегда будет ей благоприятствовать, и ввиду того, что профессор обычно забывал делать перекличку, Пэтти приобрела гнусную привычку пропускать лекции в случае, если она не выучила урок.

В частности, в течение примерно одной недели напряженная работа на ином поприще (и не всегда имеющем отношение к учебе) не позволяла ей затрачивать обычное количество энергии на выполнение задачи по поддержанию своей репутации в области философии; поэтому несколько дней подряд она бессовестно пропускала занятия по этике, не объяснившись по этому поводу с профессором.

– О чем была его лекция по этике – я имею в виду, обзорные занятия, которые я пропустила? – спросила она у Присциллы в один день.

– О Сведенборге.

– Сведенборг, – повторила мечтательно Пэтти. – Кажется, он изобрел новую религию? Или это была новая система физических упражнений? Я слышала о нем, но, похоже, не помню ни единой подробности.

– Лучше тебе наверстать упущенное, – это важно.

– Не сомневаюсь, однако прожив на свете двадцать один год и ничего о нем не зная, я могу подождать еще один месяц. Я оставляю Конфуция и иезуитов для экзаменационной сессии, к этому списку я добавлю Сведенборга.

– Лучше не надо. Профессор Кэрнсли увлечен им и в любой момент может огорошить специальным тестом.

– Только не профессор Кэрнсли, – рассмеялась Пэтти. – Он не любит терять время. Он будет читать лекции две недели кряду – душка – я вижу это по его глазам. Что меня восхищает в профессоре, так это хороший, ровный, трудолюбивый характер, не позволяющий себе сенсационных неожиданностей.

– Когда-нибудь ты поймешь, что ошибалась, – предупредила Присцилла.

– Ничего страшного, моя милая Кассандра. Я знаю профессора Кэрнсли, а профессор Кэрнсли думает, что знает меня; и мы просто прекрасно друг с другом ладим. Побольше бы таких, как он, – прибавила Пэтти со вздохом.

На следующее утро профессор Кэрнсли начал лекцию, которая, по явным подсчетам, должна была растянуться на целый час, и Пэтти, отвинчивая колпачок чернильной ручки и принимаясь за работу, бросила победный взгляд на Присциллу. Однако во время лекции у него появилась возможность сослаться на Сведенборга и, помедлив мгновение, он мимоходом попросил девушку в первом ряду сделать резюме по философии Сведенборга. К несчастью, она перепутала его с Шопенгауэром и бойко приписала ему доктрины, которые могли оскорбить его прах, доведись ему их услышать. Сказано, что всякому терпению приходит конец, и когда профессор переадресовал вопрос другой девушке, – с тем же успехом – ласковая улыбка сошла с его лица. Благодаря Пэтти, весь класс, очевидно, обманывал себя, что время, когда придется учить конспекты, не наступит. Удивленный и возмущенный, он доискивался до сути с настойчивостью и злостью, редко им проявленными. Он спрашивал всех подряд, с каждым ответом становясь все более саркастичным.