Петрос идет по городу - [13]

Петрос сжал кулаки. Приблизительно то же ощущал он, когда в драке на школьном дворе побеждал своего ровесника, а потом появлялся мальчишка постарше и, конечно, клал Петроса на обе лопатки. У Петроса щипало тогда глаза от слез, которые он едва сдерживал, его душило чувство несправедливости, но что поделаешь, если старшие вершат правосудие, а кто поменьше и пикнуть не смеет!

«Ко-мен-да-ту-ра», «Ко-мен-дант», «Ко-мен-дант-ское уп-рав-ле-ние», — по слогам читали они с Сотирисом новые вывески, появившиеся в изобилии на зданиях. «Ver-bo-ten»[15], — с трудом разобрали они надпись, которая красовалась всюду, куда ни погляди. Петрос решил спросить потом Антигону, что это значит. Она выучила несколько слов по-немецки, когда дружила с мальчиками из немецкой школы.

На углу улицы сидели два оборванца, греческие солдаты, и усталыми, безжизненными голосами просили у прохожих милостыню:

— Помогите нам вернуться домой…

Подойдя к одному из них, Сотирис внимательно посмотрел ему в лицо.

— Чего ты уставился? — потянул его за рубашку Петрос.

— Так просто, — ответил тот, когда они отошли немного подальше. — Мне показалось сначала, что это мой папа.

— Вот увидишь, он обязательно вернется, — убежденно сказал Петрос. — Может быть, он потерял память… Я читал о таком случае в одной книге.

— Ох, иди ты со своими книгами! — вспылил Сотирис, к удивлению Петроса.

Они дошли до площади Омо́ниа и решили, повиснув на буфере трамвая, вернуться домой, как вдруг увидели, что со всех сторон туда сбегаются люди. На их вопрос, что случилось, им ответили шепотом:

— Пленные…

И мальчики, увлеченные толпой, побежали за какой-то толстой женщиной, которая теряла на бегу шлепанцы и задыхалась, хрипела, как кузнечные мехи. Возле Политехнического института народ остановился, остановились и мальчики. В саду сидели на земле солдаты в английской форме. Одни, полузакрыв глаза, подставляли лицо полуденному солнцу, другие прятались в тени хилых померанцевых деревьев. Казалось, они играют в игру под названием «Замри»: если тебя коснулся тот, кто водит, ты должен застыть, приняв какую-нибудь позу, а если пошевельнешься, то «погорел».

Вдруг что-то упало на голову одного пленного: это ему бросили из толпы кусок хлеба. Англичанин, похожий на Майкла — все англичане казались Петросу похожими на Майкла — сначала смотрел в оцепенении на хлеб, потом, схватив его, стал с жадностью есть. Теперь на пленных градом посыпались сухари, сигареты, картошка, конфеты. Все это кидали люди, проходя вдоль решетки сада; кидали все: мужчины, женщины, дети, даже старики и старухи. Немецкие часовые свистели, кричали «Хруст-христ!», но народ не отступал. Сколько ни рылись в своих карманах Сотирис и Петрос, они не нашли ничего, кроме остатков жевательной резины, завалявшейся там еще с довоенных времен.

В тот же вечер была проведена операция «Шторм». Яннис предложил отвести пса к своему другу в другой квартал. Он похвалил Петроса: ведь тот решил спасти от немца живое существо, пусть даже собаку.

— Как поживает Антигона? — спросил Яннис, когда они обсудили, как безопасней переправить Шторма.

— Просила передать тебе привет, — солгал Петрос, краснея.

— Она знает про собаку? Что ты обратился ко мне?

— Антигона сама послала меня к тебе, — сказал Петрос, окончательно погрязая во лжи.

Но зато теперь он был уверен, что Яннис непременно выручит из беды Шторма.

— Тогда я зайду к вам, принесу Антигоне какую-нибудь книгу, а уходя, заберусь в чулан и буду там тебя ждать.

— Не заводи разговора о Шторме, — пробормотал Петрос, испугавшись, что его обман раскроется. — Сделай вид, что ничего о нем не знаешь.

— Хорошо-о-о, — протянул Яннис. — Я приду, будто только ради книги.

Петрос играл с Тодоросом, но все время напряженно прислушивался. Он ждал сигнала от Сотириса, не отходившего от окна в своей комнате; как только он увидит, что Жаба и Лела ушли из дома, то опрокинет стул на пол, чтобы услышал Петрос. Наконец донесся стук.

Петрос вздрогнул. Вздрогнула и Антигона, погруженная в чтение стихов, которые принес ей Яннис.

— Твой Сотирис не дает нам ни минуты покоя, — раздраженно проворчала она.

Притворившись, будто он ничего не слышит, Петрос проскользнул на кухню. К счастью, мамы там не оказалось, ей рано было еще готовить ужин. Выйдя на черный ход, Петрос выглянул из окна во двор. При виде его Шторм радостно заскулил.

— Ш-ш-ш… — прошептал Петрос, и Шторм, словно поняв все, молча завилял хвостом.

Мальчик сбежал по лестнице и через минуту был возле собаки.

— Ты, Шторм, хороший… хороший, — гладил он пса.

Вспомнив, что тот не понимает по-гречески, Петрос шепнул ему несколько английских слов, которые слышал прежде от Майкла. Он отстегнул цепь от ошейника и ласково похлопал собаку по загривку. Она с некоторым недоумением, но не издав ни звука, покорно пошла за мальчиком. Петрос отвел ее в чулан, где их давно уже ждал Яннис.

— Антигона читает мою книгу? — тотчас спросил шепотом Яннис.

«Нашел время спрашивать», — подумал Петрос и тоже шепотом ответил:

— Читает.

— Она не просила что-нибудь передать мне?

— Нет, — покачал головой Петрос и прибавил: — Она не понимает по-гречески.