«Что же это такое?» — подумал он. И вдруг понял, что это плот — тот самый, на котором перебирался Тропиночкин. Он, наверное, не прикрепил его у берега, и волны понесли плот в озеро.
Как же теперь быть?
Дуся беспомощно огляделся вокруг. До острова было метров двести. В сумерках тускло светящееся водное пространство казалось бесконечным, а сам остров — маленьким и угрюмым. Тёмная туча, очень похожая на большое ватное пальто, развешенное для просушки, медленно двигалось к озеру. Кусты, в которых скрылся Тропиночкин, сливались в одну тёмную массу, и только узкая багрово-красная полоса на горизонте ещё тлела, словно последний уголь затухающего костра. Но и она скоро потухла. Дуся подошёл к самой воде и крикнул:
— Тропиноч-ки-ин, плот унесло-о!
Но голос был слаб, и поднявшийся стремительный ветер едва ли донёс его и до половины расстояния, отделявшего берег от острова.
А плот уносило всё дальше и дальше в озеро, и теперь уже трудно было различить на серой зыби волн колеблющуюся тёмную точку.
Размахивая какими-то прутьями и подпрыгивая, Тропиночкин появился наконец с другой стороны острова; добежав до места, где был оставлен плот, он остановился. Прутья выпали у него из рук.
Он тоже что-то кричал Дусе, но ничего нельзя было разобрать. Потом Тропиночкин стал почти неразличим в темноте.
А Дуся всё стоял на берегу, не зная, на что же решиться. Над темнеющим озером, над глухо шумящим лесом прозвучал и затих сигнал вечернего отбоя. Сейчас все в лагере, должно быть, ложились спать, и Дуся с тоской представил себе, как волнуется и недоумевает вице-старшина Колкин, а старшина второй статьи, молодой и добрый моряк Алексеев, постоянно находившийся вместе с ними в домике, уже, наверное, пошёл докладывать «папе-маме».
Надо было на что-то решиться.
Дуся выбрался из кустов и торопливо пошёл по берегу к морской базе.
Морская база была едва ли не самым примечательным местом в лагере. В сущности, это был простой деревянный сарай, стоящий на самом берегу озера, близ пирса, но нахимовцы прозвали его «морской базой». Тут снаружи висели по стенам багры и вёсла, спасательные пояса, сигнальные флаги и фонари, таблицы семафоров, а внутри стояли на стеллажах модели парусных яхт, бригов, фрегатов, а также современного крейсера и линкора. В углу, на специальной подставке под стеклянным колпаком, хранился большой корабельный компас; рядом, на стене, висел металлический барометр. Небольшие круглые окна, похожие на иллюминаторы, были расположены высоко, почти под самым потолком, и не давали много света. На базе было установлено постоянное дежурство дневальных, назначавшихся из воспитанников старших рот.
У деревянной будки близ базы качался подвешенный на проволоке фонарь, и всклокоченные тени деревьев метались по берегу.
Дуся прибавил шаг.
Подойдя поближе, он увидел на крыльце, под фонарём, стройную юношескую фигуру в коротком бушлате. И сразу узнал Раутского.
— Кто там? — громко спросил Раутский, вглядываясь в темноту.
— Это я, Парамонов. — Дуся вышел на свет.
— Ах, вот это кто! — удивился Раутский, тотчас узнав Дусю. — Ты чего же тут ходишь? Разве вам сегодня разрешено ещё не ложиться?
— У Тропиночкина плот унесло, — сказал Дуся.
Из будки между тем доносились голоса — должно быть, там были ещё нахимовцы.
— Какой плот? Мы тут базу убираем, уже заканчиваем. Тебя что, к нам прислали?
— Я сам пришёл.
— Не понимаю! Кто ж этот Тропиночкин?
— Мой товарищ.
— Ах, вот что! Тот самый?
— Тот самый, — сказал Дуся. — Он там один сейчас. Он, может, думает, что я просто ушёл, и всё.
— Да где он? — всё ещё недоумевал Раутский.
— Я же говорю — у него плот унесло, теперь он один на острове.
— На острове? — Раутский ещё более удивился. — Кто же его туда послал теперь?
— Никто, — еле слышно признался Дуся. — Мы сами. Только у него плот унесло, а я на этом берегу сидел.
Старший нахимовец, раздумывая, покачал головой и присвистнул.
— Ну, заварили кашу! — сказал он. — Теперь, пожалуй, не порадуетесь. — И, помолчав, спросил: — Кто-нибудь видел вас?
— Нет, никто ещё не видел. Если бы плот не унесло…
— Подожди! — вдруг остановил Дусю Раутский и, приоткрыв дверь будки, крикнул: — Метелицын, на минутку!
На крыльце появился плечистый, немного нескладный нахимовец, и Дуся при свете фонаря тотчас узнал в нём нарушителя дисциплины, что ходил без погон позади строя.
— Что ты хочешь? — обратился он к Раутскому.
Он был по-прежнему без погон, и его тёмные большие глаза светились мягко на грубом, большом лице.
— Видишь ли, — сказал деловито и доверительно Раутский, — надо выручить вот этих малышей.
— Но тут только один малыш, — простодушно заметил Метелицын, — а где остальные?
— Их всего двое, но в том-то и дело, что один сидит теперь на острове. Заплыл туда на плоту, а плот унесло волнами.
— Придётся сходить на шлюпке, — просто сказал Метелицын. — Им же, наверное, отбой был?
— Кажется, был, но, может быть, обойдётся. Ты возьми четвёрку и не шуми вёслами. Лучше, если бы не заметили, — добавил он. — Я бы сам пошёл, да меня каждую минуту спросить могут.
— Понятно, — сказал Метелицын и шагнул в темноту к причалу.
— Ты бы шёл к себе, — сказал Раутский Дусе. — Там же, может быть, вас ищут.
