Петроград на переломе эпох. Город и его жители в годы революции и Гражданской войны - [156]
Однако одновременно с эмоциональным насыщением митингового языка происходила его примитивизация. Сначала пропагандисты, ориентируясь на уровень масс, максимально упрощали форму и сущность толкуемых ими понятий, а затем, когда некоторые представители этих масс стали носителями нового языка, упрощенные штампы начали сочетаться с элементами простонародной лексики, литературной малограмотностью и попытками украсить речь «учеными» иностранными словами. «Нередко, – отмечал Л.Д. Троцкий, – прекрасные рабочие ораторы говорят: константировать, инциндент, инстикт, легулировать…»[1259] Этот безграмотный язык героев М.М. Зощенко превратился в обычный жаргон рядовых партийных агитаторов, выросших из «пролетарских низов».
Хотя агитационно-пропагандистское воздействие на массы имело важнейшее значение для овладения политической ситуацией, оно все же не являлось универсальным ключом к душам людей, которым можно было бы пользоваться долговременно и безотказно. Когда соотнесение лозунгов и обещаний с реальностью все более и более свидетельствовало об их кричащем несоответствии, магия слов теряла свою силу. Действенность большевистской пропаганды становилась все слабее по мере ухудшения материального положения петроградцев, усиления голода, разрушения остатков производства и вообще экономики города. Глухой ропот среди основной части рабочих и обывательских слоев уже к весне 1919 г. начал перерастать в забастовки и волнения. Обещания, которые большевики щедро раздавали в 1917 г.: мир – народам, фабрики – рабочим, земля – крестьянам и т. п., обернулись на деле жестокой Гражданской войной, экономическим и политическим принуждением, голодом, репрессиями, разрухой. Все это вызывало разочарование, переходившее в озлобление, той самой «массы», к которой апеллировали и которую так горячо призывали к «сознательности» большевистские агитаторы. «На официальных митингах все бродят какие-то искры, – писала З.Н. Гиппиус о настроениях рабочих весной 1919 г., – и порою достаточно одному взглянуть исподлобья, проворчать: „Надоело уже все это…“, чтобы заволновалось собрание, чтобы занадрывались одни ораторы, чтобы побежали другие черным ходом к своим автомобилям».[1260]
Подобные настроения стали всеобщим явлением к концу 1920 г. Если в октябре 1917 г. призывы к сокрушению «старой власти» находили живой отклик у пролетарской массы, озлобленной войной и материальными лишениями, то теперь положение изменилось: по-прежнему недовольные массы плохо воспринимали уверения в том, что они являются правящим классом, речи по поводу заботы социалистического государства о трудящихся, о наступлении счастливого будущего. Вектор недовольства поменял направление. Его объектом стала теперь новая власть, от которой население требовало улучшения своего экономического положения. С началом 1921 г. бурные стихийные митинги и волнения рабочих, «волынки» на заводах стали обычным явлением. Уже никакая агитация и пропаганда не в состоянии была переубедить население Петрограда, у которого жизненные тяготы и лишения изрядно ослабили «революционный порыв» октября 1917 г. Этот кризис знаменовал собой конец периода так называемого «военного коммунизма».
Искусство улиц и площадей
Февральская революция 1917 г. породила новые формы искусства, которые непосредственно внедрились в стихию общественной жизни. Они использовали круг символов, ассоциирующийся иногда с искусством Великой Французской революции, а в некоторых случаях свидетельствующий о поиске новых революционных образов. Наиболее массовыми формами этого творчества стали лозунги, знаки, плакаты, знамена и т. п. атрибуты празднеств и других революционных ритуалов.
В их создании участвовали как известные мастера, так и начинающие художники и непрофессионалы. Художник А.Н. Самохвалов, учившийся в 1917 г. в Академии художеств в Петрограде, вспоминал: «К нам в Академию являлись рабочие с заводов и фабрик и приносили тексты лозунгов и красную материю. Мы писали эти лозунги, стараясь украсить их эмблемами производства: наковальнями, шестернями, молотами, серпами и так далее»[1261]. На рабочих знаменах изображались аллегорические фигуры, заключавшие в себе образы нового революционно-демократического сознания. Знамена представляли собой большие полотнища ткани с выполненными масляной краской или вышитыми изображениями и надписями. Они, как правило, имели традиционную для России форму хоругви с фестонами, украшенной кистями, бахромой, бантами и лентами
