Петр Машеров: падение вверх - [59]

Тем не менее было решено направить в БССР проверку. В Минск нагрянуло двадцать московских контролеров. По воспоминаниям Пономаренко, он не на шутку струхнул. (Думаю, Машеров тоже, наверняка «партизанская» корова в это время являлась ему в самых страшных снах, ведь из-за нее можно было лишиться и должностей, и положения в обществе, и государственной квартиры.) Пономаренко стал готовиться к активной защите, даже набросал письменный ответ на гнусные обвинения Гусарова. Председатель правительства знал, что делает. Он прекрасно разбирался в том, как работает сталинская репрессивная машина.

В этот раз его пронесло. Контролеры вернулись в Москву ни с чем. Они бы и рады вывести на чистую воду Пономаренко со всей его компанией и получить очередные звания и награды за доблестную службу, для которой и особых-то усилий не требовалось, но… докладывать было нечего. По их мнению, вопрос яйца выеденного не стоил. Они досконально все проверили, побывали у тех, кто в связи с изложенным в записке фактом попал под подозрение. Оказалось, что все эти коммунисты бедны как церковные мыши. Да, была корова, был дом, но иногда в этом доме не было ни стола, ни стула, ни кровати — спали на деревянном полу. Конечно, они жили лучше, чем большинство простых граждан, многим из которых ночью приходилось ютиться в землянке, а днем заменять лошадь. Однако было абсурдным признавать чрезмерным излишеством дом и корову в собственности. Там, где первому секретарю Гусарову померещились кулаки с избыточным достатком, московские контролеры увидели честных людей, терпящих даже некоторые лишения. В общем, Николаю Гусарову было указано на неправильные обобщения и выводы.

После этого случая Гусаров стал деликатнее и внимательнее относиться к кадрам. Даже порой заискивал перед ними. Примерно в это время и при таких обстоятельствах (так сказать, в обстановке обострившейся внутрипартийной борьбы с разными нехорошими излишествами) Машеров стал первым секретарем ЦК ЛКСМБ. Причем в отличие от сестры, которая настаивает на дате назначения 4 декабря 1947 года, другие источники датируют это событие октябрем 1947 года[247]. Конечно же на такой пост должны были избирать, к этому обязывал устав ЛКСМБ, который предусматривал выборность всех комсомольских органов снизу до самых верхов. Однако в СССР так называемые выборы, да и вся избирательная система, существовали только для того, чтобы придать видимость законности избрания на должность. Родная сестра Машерова, не стесняясь, а может, по забывчивости за давностию лет пишет:

«На очередном пленуме его единогласно утвердили первым секретарем ЦК ЛКСМБ».

То есть пункт устава ЛКСМБ, который предусматривал именно избраниепервого секретаря для ведения текущей работы из своего состава, а также из состава других секретарей по функциональным направлениям, тут оказывается совсем и ни при чем. Замечу, что согласно Толковому словарю Ожегова утвердить — окончательно определить, принять, официально оформить. Учитывая, что книгу Ольги Пронько рецензировал кандидат исторических наук, можно сделать вывод: оба они (и автор, и рецензент, пропустивший слово в печать) посчитали утверждение на Пленуме само собой разумеющейся процедурой, равноценной избранию.

Для страны избрание Машерова не было чем-то неординарным. Но не для него самого! Ему нет еще и тридцати, а он максимально приблизился к своей цели — высшей партийной власти. Еще одна высота взята и теперь на ней важно удержаться. Потому Машерова в это время не видно и не слышно. В политических разборках он явно не участвует и старается принимать сторону сильнейшего.

Вы, мой пытливый читатель, наверняка задаетесь вопросом: зачем так много внимания в этой главе нужно было уделять «коровьему» делу? С удовольствием отвечу.

Во-первых, оно показывает реальную политическую и экономическую ситуацию в послевоенной Беларуси, иллюстрирует «высокие» моральные принципы белорусского руководства, яркими красками рисует картину борьбы за власть. И, надо сказать, в этой борьбе коммунисты не останавливались ни перед чем. Мелкие недостатки, промахи или ошибки раздували до невероятных размеров. Не гнушались ни клеветы, ни обмана, ни намеренной фальсификации.

Во-вторых, «коровье» дело демонстрирует, насколько тяжело было удержаться на самом верху. В том числе тем, кто хорошо зарекомендовал себя перед самим Сталиным. Даже им никто не мог гарантировать неприкосновенность. Никакие заслуги ни в годы войны, ни в любой иной период не принимались в расчет. Ставший на пути у какого-нибудь очередного Гусарова рисковал быть сметенным с лица земли в одно мгновение. В этих условиях, чтобы выжить и удержаться у власти, Петру Машерову приходилось лавировать подобно дипломату высочайшей квалификации. Это только говорит о том, что он быстро всему учился и, когда его спрашивали, знал, как отвечать, чтобы понравиться сразу всем и неосторожным словом не нажить себе врагов.

Гусарова откровенно раздражало, что в абсолютном большинстве белорусское руководство как в центре, так и на местах, состояло из бывших партизан. В партизанской республике, естественно, власть принадлежала партизанскому клану. Партизаны были везде, и Гусарову просто не на кого было опереться. Поэтому он совершал одну ошибку за другой. Его попытки разбавить своими людьми правительство и органы власти на местах терпели крах.