Петька из вдовьего дома - [21]

— Ну теперь я вижу! Все это ты наврала. Просто меня дразнишь. Ты думаешь, я буду тебе кланяться в ноги? И не подумаю! Ишь премудрая!..

— Больно мне нужны твои поклоны! — важничает Оля.

— Ольга премудрая, Ольга премудрая! — дразнится Петька и, схватив картуз, выбегает во двор.

«Пойду спрошу Сашу. Чай, Олька наврала все, как про березу в школе?» — думает Петька.

Сестра Саша живет в прислугах у бабушки Александрии, и Петька встречает ее у ворот с двумя ведрами воды.

— Ты чего? — остановилась она около переминающегося с ноги на ногу мальчонки.

— На исповедь вот иду. — Петька помолчал, потом спросил как бы между прочим: — А Ольга говорит, что надо попа на нитке возить. Правда?

— Ну понятно, правда! Только это за большие грехи.

— А ежели у меня большой грех найдется?

— Тогда придется возить и тебе, а поп будет пороть тебя голиком, если оборвешь нитку.

— А может, мне надеть двое штанов?

— Да ты не бойся! Какие у тебя грехи? Ведь ты еще маленький, — говорит Саша с еле сдерживаемой улыбкой. В свое время ей рассказывали эту же самую сказку, и теперь ее забавляет доверчивость брата.

Тревога Петьки усилилась. «Хоть бы не по голой! Смеяться будут», — думает он с тоской по дороге в церковь.

Встретив на Жуковской улице своих приятелей, Петька заводит разговор с Черемушкиным — он второгодник и один раз уже говел.

— А что, Федька, страшно на исповеди?

— А чего тут страшного? Чай, тебя поп, а не черт исповедовать будет!

— А как же грехи?

— Очень ты ему нужен с твоими грехами! Он на тебя и времени тратить не будет. Сколько ты дашь? Три копейки?

— Нет, мама велела дать пятак.

— Не видал он твоего пятака! Вот ежели бы ты ему рупь принес, так он бы про все твои грехи выспросил. Сам увидишь. Ежели кто богатый — держит долго, бедного отпускает скоро, а мальчишек в одну минуту. Тебя больше, как разов пять или шесть, и не спросит. А ты говори, грешен — и все тут. Потом накроет фартуком и скажет: «Прощаю и разрешаю». Вот придумал тоже — страшно!..

— А ты признаешься, что вчера дырки на пальто свечкой прожигал?

— Что я, дурак, что ли? Чтобы меня из школы выгнали?

— Да ведь грех останется?

— Ничего не останется! Раз поп скажет: «Прощаю и разрешаю», — значит, крышка.

— А ежели бог не простит?

— Так кто же к попам ходить станет, ежели бог не будет прощать. Это уж их дело. Они что хошь замолят. Ты только сразу после причастья не плюй, и ни одного греха на тебе не останется.

— Ежели поп неправильно простит, грех на нем будет, — вмешивается в разговор Ванька Рязанов. — Видал на картинке страшный суд? Впереди всех попы идут, потому что на них много грехов и своих и чужих. Некоторые грешники еще далеко, а попы уже около самого пекла…

Разговор обрывается, приятели входят в церковь. Напротив левого придела Петька видит стол и два больших деревянных кресла. На одном из них сидит дьякон и записывает пришедших на исповедь. Петька знает, что надо записаться у дьякона и уплатить две копейки за запись. Он встает в очередь перед клиросом[45], в углу которого поставлена ширма. Из-за ширмы слышится приглушенное бормотание. Большинство исповедовавшихся выходит оттуда с красными лицами.

Петька сильно волнуется и искоса посматривает на большое деревянное кресло: «Зачем оно там стоит? Неужто Ольга правду сказала?»

Очередь доходит до Петьки. Войдя за ширму, он крестится, отдает свечу и пятак попу. Тот устало задает вопросы: «Не воровал ли? Не врал ли? Слушался ли старших? Молился ли богу?» Петька невпопад отвечает то «нет», то «грешен, батюшка». Вопросов немного.

Накрыв голову Петьки епитрахилью, поп поспешно читает привычное: «Аз недостойный иерей, властию же его мне данною прощаю и разрешаю тя от всех грехов твоих».

Петька доволен. Выйдя из-за ширмы, он видит на подозрительном кресле здоровенного купца с золотой цепью на шее и кольцами на руках.

Теперь Петька начинает догадываться о назначении кресла: «Это чтоб садиться, ежели которые богатые, — думает он. — А я, дурак, поверил Ольке! Знамо, она всегда врет. Она сказку-то рассказывает и то врет!» Но некоторые сомнения все же остаются, и Петька хочет проверить их на купце. «Уж этот, знамо, великий грешник! — думает он убежденно. — Все купцы жулики! Дядя Яков тоже говорит, что жулики. Только пошли к ним маленького, сразу хлеб вчерашний всучат и еще обвесят! Вот только Иван Максимович… Так он не настоящий лавочник — сам печет и белый и черный, всю ночь работает, а остальные жулики!»

Петька ждет купца. Ему кажется невероятным, чтобы такого толстого и важного поп осмелился бить голиком. И все-таки очень хочется, чтобы все было так, как рассказывала Оля. Петька внимательно рассматривает купца и удивляется: «Ишь какое брюхо! И морда с самовар, и шея в складках…»

А купец тем временем размашисто положил на стол дьякону рублевую бумажку и, взяв толстую свечу, уверенно направился за ширму, не обращая внимания на недовольное ворчанье ждущих своей очереди для исповеди: «живодер толстопузый, окорок копченый…»

Петька старательно прислушивается к тому, что происходит за ширмой, но священника не слышно совсем, и только гудит, не переставая, низкий голос купца. Прошло, наверное, целых десять минут, а купец все не выходит. Ждущие исповеди перебрасываются недовольными возгласами…