Песок и время - [46]

Да, видимо, только для этого, для Любви, стоит стать бессмертным. Не Кощеем, конечно, но бессмертным… Остальное так — пыль, которую уносит ветер, которую смывает вода.

Зимний вечер — солнце устремилось на Запад, Темная мгла — и хвоей насыщенный запах.

Утро разбудит, постучавшись воробьями в окно, снова вставать, бриться, пить кофе и спускаться в метро. Люди читают Донцову, Толстую, Коэльо, смотрят друг на друга мимо и наспех, в плечо. Не знают иль не хотят испытать уважения, берут, что плохо лежит, что дается легко. Ленч на ходу, любовь и секс по заказу, дети… скорей, по привычке, не больше двоих. Чем вытравить блажь эту, злато-заразу, как научиться ценить бесплатно ближних своих?

Зимний полдень — березы, грачи прилетели, слышен скрип телег, напевы нежной капели.

Черный крест, или черный равнодушный квадрат? Не захочешь, не воротишь былое назад.

Роза ветров — курс в неизвестность по наклонной, азимут ноль. Чаша треснула, вылилась боль. Не поют соловьи, купола с позолотой ржа покрыла, испарилась меж стеклами соль.

Зимний вечер — солнце устремилось на Запад, слышно: «Вау», «Есть сэр», гомерический хохот… Хочется послать всех на Кудыкину гору, на фиг, не сжигая Библию, Коран, Тору.

Вот возьму и пошлю! Не заржавеет за мной, ведь научились запускать в космос ракеты.

Дом сохраню, жене подарю поцелуй, на полатях мал-мала, любимые дети…

Кредо Вселенной печаль и одиночество, где-то бомж страдает и Ваше Высочество, всем хочется свой угол иметь и приют, верьте себе, а классики чуждые врут.

Зимняя ночь… с неба кружится, падает снег, синие с поволокой родные глаза.

В них раствориться, утонуть до утра… слушать только Любовь и твой ласкающий смех…

Кап… кап… кап.

Сергей открыл Коран:

[107] А те, кто верует и делает добро, —

Для тех жилищем будут Райские сады,

[108] Где пребывать навечно им

Без всякого желания замены.

— Хабир, хабир…

Сергей повернул голову и увидел, что перед ним, удерживая равновесие, стоит тучный водитель и держит в руках поднос с чайником и батоном, из разрезанного бока которого ароматно выглядывает кусок жареного мяса и помидора.

— Возьми, поешь, а то уже ночь скоро.

— Спасибо, шукран, садык! — ответил Мартынов и, разбудив Фархада, предложил ему присоединиться к еде.

— Фархад, ты все время спишь и спишь, попей хоть чаю, что ли?

— А ты все читаешь, читаешь, поспал бы немного, — откидывая столик от спинки впереди стоящего кресла и угощаясь, ответил Норов.

— На том свете выспимся, Фархад.

Поев, Сергей спустился по ступенькам в туалет. Помыв с мылом руки, услышал, как автобус снизил ход.

— Аджабия, — объявил остановку водитель.

— Сколько еще до Сирта? — спросил Сергей.

— Шесть часов, — ответил тот и открыл дверцу, скрывающую за собой двигатель. — Хороший дизель «фиат»?

— Хороший, только вот обороты плохо держит. Слышишь, какие перебои?

— Да, и что предлагаешь сделать, хабир?

— Воздух из системы выпусти. Вон та заглушка, открути ее и ручным насосом прокачай систему. Понял?

Водитель, усмехнулся, но все же выполнил тот перечень работ, который ему предложил Мартынов.

— О, да ты мастер! — воскликнул удовлетворенно, показывая вверх большой палец руки.

— Поехали, поехали, — похлопал его по спине Сергей и, укрываясь от пронизывающего ветра, дующего с уже близкого моря, скрылся в салоне автобуса.

«Шесть часов, значит, только к утру будем на месте», — подумал Сергей.

В четыре часа утра автобус въехал в Сирт и, неожиданно свернув с главной магистрали на перекрестке направо, поехал в сторону моря. Проснувшиеся ливийцы спросили у водителя, в чем дело, но тот, что-то буркнув себе под нос, продолжил движение.

Спустя пятнадцать минут «Неоплан», шипя тормозами, остановился у КПП городка советских специалистов, светом галогенных фар выхватив спящих прямо на песке, в обнимку с автоматами, охранников.

— Вот дела, на междугородном автобусе прямо к подъезду, — сказал Фархад Сергею.

— Уважают, наверное, — ответил тот, и они, поблагодарив водителей, зашагали к своим виллам.

В окне спальной комнаты и в ванной горел свет. Сергей вставил свой ключ в прорезь замка и, стараясь не шуметь, открыл дверь. Навстречу в халате вышла удивленная Таня и, увидев его, бросилась к нему на шею.

— А мы тебя уже и не ждали… Все нет и нет. Скоро Новый год, месяц прошел, а от вас ни слуха, ни духа.

Сергей, обняв и поцеловав жену, понял, как он все-таки соскучился. Соскучился по ней, по сыну.

Слегка отстранившись от жены, снимая куртку, спросил:

— Как Андрей? Что свет в ванной горит?

— Картошки жареной за ужином поел, а теперь его тошнит, живот болит, — ответила Таня.

Сергей закачал головой:

— Вас оставлять одних совсем нельзя.

— Вот и не оставляй больше, пожалуйста.

Дверь ванной открылась и оттуда сонный и босой, держась за живот, вышел, качаясь, Андрей.

— Да он зеленый весь, — нахмурился Сергей. — Сынок! Привет!

— Привет, папка, — ответил тот и плюхнулся без сил на кровать.

— Живот болит? — укрывая его одеялом, спросил отец.

— Болит, уже почти не болит. Ты почему так долго не возвращался? — обнимая Сергея за шею, шептал Андрей.

— Все, все, обещаю тебе, больше на такое время от тебя никуда не уеду.

— А если поедешь, то бери нас с собой в следующий раз. Договорились, папа?