Песочные замки - [11]

Немногочисленные зрители громко обсуждают случившееся. Дама Улыбка что-то шепчет мужчине на ухо, тот пожимает своими бычьими плечами. Дважды два — все-таки четыре!

— Браво! — говорит сухощавая женщина. — Вы такой же, как мой покойный муж. Умеете за себя постоять!

— Я в своем праве, — отвечает мужчина и снова принимается объяснять все сначала.

Благообразный господин — фетровая шляпа и роговые очки — заявляет:

— Может быть, вы и в своем праве, но спорили напрасно. Они все равно до вас доберутся.

— Они дотошные! — заметил какой-то рабочий.

Улыбка грызет ногти. И вдруг застывает, изумленно раскрыв глаза: контролер появился снова, на сей раз в сопровождении начальника станции Ле-Ренси. Они требуют, чтобы пассажир вышел. Новая вспышка:

— Я отказываюсь! Я заплатил за проезд! И поеду до Парижа.

— Не спорьте и выходите!

— Нет.

— Имейте в виду, что каждая минута идет в счет.

Это правда. Каждая минута и все, что она за собой влечет… Однако пассажир, преисполненный сознания своей правоты, не сдал позиции. Он не вышел. Представители ведомства покинули поле битвы.

Спутник Улыбки — теперь я смог его разглядеть — наслаждается триумфом.

— Правильно, нельзя давать себя в обиду! — одобрила одна из пассажирок.

У человека с богатырскими плечами неприятное фатоватое лицо, лоснящееся, с пышными черными усами. Лицо сутенера. Я и рад бы принять его сторону, и мне хочется верить, что дважды два все-таки четыре, но эта сангвиническая рожа, бессовестная и пресыщенная — рожа хама, — смущает меня.

Мы подъезжаем к Парижу. Дама Улыбка поднимается. До чего она хрупкая! Ба! Да весь перрон запружен контролерами! «Они» подошли к делу со всей серьезностью. Их восемь! Они уводят пассажира, словно преступника. Улыбка семенит сзади.

Я не знаю, что и думать. Здесь так много всего намешано: и фатальная непреложность установлений, и столкновение личности с обществом, и подспудный конфликт между мужчиной и женщиной, которая все это не одобряет. Плюс иррациональный момент! Я никогда не могу полностью встать на сторону фараонов.

Рядом со мной господин, который давал предостерегающие советы, беседует с женщиной, проповедовавшей сопротивление. Я слушаю.

— Позвольте, мадам. Я на пенсии, всю жизнь прослужил в железнодорожном ведомстве. Вас ввели в заблуждение. Это старый трюк. Человек оплачивает проезд от Ланьи до Ганьи через раз! Если контролер пробьет его билет. А так билеты действительны двое суток. Понимаете? В Ланьи он входит на перрон с билетом, а при выходе в Париже предъявляет на контроле только талон сезонки. И назавтра едет по тому же билету. Контролер это отлично знал. Но поскольку он не мог этого доказать, то придрался к разнице в тарифе. Вот и все.

6. Вдовец

В Нуази-ле-Сек, городке руин, входит человек лет сорока, в приличном костюме из магазина готовой одежды. Он почти совсем лысый. С ним маленькая девочка лет двух, хорошенькая, с огромными глазами, в которых соединились два синих оттенка: синева севрского фарфора в радужной оболочке и синева фаянса в роговице.

Пассажир управляется с ней довольно ловко.

В Пантене входит женщина с четырехлетней дочкой. Девочка болтает без умолку, интересуется автоматическими дверями, семафорами, людьми на дорогах, автобусами и железными лестницами, ведущими на мосты над путями.

Женщина предлагает мужчине посадить его двухлетнюю девочку к себе на скамью, рядом со своей дочкой. Мужчина вежливо отказывается. Он берет девочку на колени.

Немного не доезжая до Восточного вокзала, возле бассейна Шато-Ландон, четырехлетняя девочка говорит:

— Нам сейчас сходить, мама. А где папа?

— В коридоре. Да. Нам сходить.

— А где мама этой девочки?

Мужчина с девочкой на руках встает, она по-прежнему молчит и продолжает улыбаться своими синими глазками цвета фиалок и бледных незабудок. Ничто не дрогнуло в холодном лице мужчины. Только поспешность движений выдала его боль.

7. Влюбленные целуются только тогда…

Вечерний поезд трогается медленно, точно ему тяжело везти столько народу. Едва он миновал перрон, как двое влюбленных, которые до сих пор неподвижно стояли лицом к лицу и почти не разговаривали, прижимаются друг к другу и целуются с наивным бесстыдством «влюбленных детей». Юные влюбленные невинно жестоки: они, не задумываясь, вычеркивают из жизни всех, кто их окружает. Туннель. Ничего не видно. Когда поезд выныривает на свет, они стоят на том же месте, в том же положении. Инженеры путей сообщения строят слишком короткие туннели. Такой же поезд, как наш, который одновременно с нами выехал с Восточного вокзала, догоняет нас на параллельных путях. Мы смотрим на людей, которые смотрят, как мы на них смотрим.

Наши влюбленные слегка успокоились и перестали обниматься. Он читает «Экип»[15], склонив голову на плечо своей спутницы. Она уткнулась лицом в его шею, в том месте, где воротник отгибается, словно венчик запыленного цветка.

— Почему влюбленные целуются только тогда, когда поезд трогается? — внезапно спрашивает меня П.

Действительно, влюбленные целуются только тогда, когда поезд трогается (хорошее название для романа, правда слишком длинное). Это почти всегда так. За многие годы знакомства с влюбленными я успел изучить их повадки…