Песня любви - [29]

—Ложись обратно, Джорджи!

Посмотрев в его сторону, увидела, что он подался вперед со своего кресла и, нахмурившись, глядел на нее, недвусмысленно давая понять, что если она поднимется, то это сделает и он, причем капитан располагался на ее пути к двери.

О, Боже, это смехотворно. Однако с этой мыслью она легла обратно на кровать. Лишь повернулась набок, лицом к нему, едва удерживая себя, чтобы не метнуть в него яростный взгляд.

Чувствуя себя поверженной, она, заскрипев зубами, попыталась упорствовать:

—В этом нет необходимости, капитан. Я чувствую себя гораздо лучше.

—Мне решать, когда ты будешь чувствовать себя лучше, парень, — властно заявил он снова, когда она выполнила его приказание, откидываясь в кресле. — Ты все еще бледен, как одеяло, на котором лежишь, так что оставайся там, где есть, до тех пор, пока тебе не скажут встать.

Ее щеки вспыхнули от гнева, хотя она и не подозревала об этом. Посмотреть только на него — восседает себе как избалованный лорд, коим он, по сути дела, и является: и избалованным, и, видимо, лордом. Скорее всего, он пальцем в жизни не шевельнул, чтобы самому для себя что-то сделать. Если в конечном итоге она застрянет на несколько недель на этом судне из-за навязчивой заботы о ней, то превратится в тряпку, оказавшись на побегушках вот у таких, как он, и ненавидя каждый миг этой жизни. Мысль была непереносимой. Однако лишенная возможности постоять за себя, поскольку должна была исходить из возможностей двенадцатилетнего мальчика, она оказалась не в состоянии найти способ незамедлительно исчезнуть из каюты.

Смирившись с этой мыслью, Джорджина вновь вернулась к тому, где, по его мнению, ей предстояло спать нынешней ночью — если она все еще останется на борту корабля.

—Насколько могу судить, капитан, все имеющиеся каюты заняты.

— Заняты. Так что ты на это скажешь, парень?

—Просто думаю, где могут мне повесить гамак, коли я должен быть достаточно близко, чтобы услышать, если вы меня позовете ночью.

Это вызвало лишь взрыв смеха.

—Черт подери, куда же, на твой взгляд, тебя могут поместить?

Его изумление на ее счет приводило ее в такую же ярость, как и навязчивая забота.

—Где-нибудь поблизости в коридоре, — отважно заявила она. — Что, должен вам сообщить, вовсе меня не...

—Ну, хватит, пострел, а то я просто расплачусь. Что за чертовщину ты несешь. Спать ты, разумеется, будешь прямо здесь, как и твой предшественник, как и все предыдущие юнги.

Она опасалась, что именно это он и задумал. К счастью, нельзя сказать, что она не слышала о подобных случаях; это удержало ее от взрыва негодования, что было бы крайне не к месту. Ей было известно о нескольких капитанах, разделявших кров с самыми юными членами команды просто для защиты этих мальчишек. К числу этих капитанов принадлежал и ее брат Клинтон — с тех пор как однажды его юнга подвергся нападению трех матросов и серьезно пострадал. Она так никогда и не узнала подробности случившегося, однако была в курсе того, что Клинтон пришел в такое бешенство, что приказал жестоко наказать плетьми трех обидчиков.

Однако этот капитан прекрасно знал, что на борту у нее имеется брат, способный предоставить необходимую защиту, так что его упорное стремление заставить ее обосноваться здесь с ним явно было вызвано заботой о собственном удобстве, а не о ее благе. Но она не собиралась оспаривать это, да он и не стал бы слушать возражения, особенно после предупреждения, что не должно быть вообще никаких возражений. Было бы попросту глупо протестовать, коли у него это являлось установившейся практикой и, судя по всему, так оно и было, если все прежние юнги делили с ним эту каюту.

Таким образом у нее оставался лишь один вопрос:

—Здесь, но где именно?

Кивком головы он указал на единственный незанятый угол комнаты справа от двери.

—Уверен, здесь будет нормально. Там хватит места для твоего рундука и всех остальных вещей, если ты еще что-то захватил. Крючья для твоего гамака уже вбиты в стены.

Она увидела крюки, которые он упомянул, вбитые как раз на такой ширине, чтобы повесить гамак поперек угла. Странно, она не помнила, чтобы видела их вчера, когда приходила в каюту. По крайней мере, этот угол находился на приличном расстоянии от кровати, однако это было единственным, что как-то могло скрасить ситуацию, поскольку между ними не стояло никакой достаточно высокой мебели, чтобы создать ей ощущение хотя бы минимальной уединенности.

Единственной вещью на той стороне комнаты была ванна за ширмой, расположенная подле окон, и низкий стульчак, стоявший между углом и дверью. Обеденный стол стоял ближе к центру комнаты, остальное — слева от двери, кровать где-то сзади, шкаф с выдвижными ящиками и высокий комод у дальней левой стены, там же книжный шкаф, но — возле окон, там же, где и письменный стол, чтобы лучше использовать свет, падавший из окон.

—Подойдет, пострел?

Как будто если она сказала бы «нет», он бы поместил ее в какое-то другое место. Она ведь прекрасно сознавала, что ради какого-то юнги он и пальцем лишний раз не пошевелит!

—Надеюсь. А нельзя ли будет установить какую-нибудь ширму?

—Это еще зачем?