Песня Кахунши - [39]

– Смейся, смейся! Вот увидишь, Бомбей сгорит дотла.

– Ну хорошо, пусть храм взорвали мусульмане, но ведь не все же! Это сделали несколько человек, – говорит Дарзи. – За что же остальные должны страдать? Мы годами мирно жили рядом с ними. Они наши братья. Несколько мусульман подложили бомбу. Остальные ни в чем не виноваты.

– Невиноватых больше нет.

– Мы чуть сына сегодня не потеряли! Не забывай об этом. А ты почему в храм не пошел? Зачем ты послал младшего брата туда одного?

Ананд-бхаи молчит, будто не слышит вопроса. Оглядывается, прислоняется к дверному косяку, что-то бормочет себе под нос. Старуха отводит руку сына и входит в комнату.

– Давай-ка, объясни матери, почему ты не пошел сегодня в храм, – повторяет Дарзи.

Женщина ни на кого не смотрит. Чамди кажется, будто она гораздо старше Дарзи. Старуха глядит на мигающую лампу, словно та ее раздражает.

– Наш сын был занят, развлекался со своей шлюхой Рани, – не унимается Дарзи. – Поэтому он не смог пойти в храм. Но вместо себя послал туда младшего брата. Каков храбрец! Младшего брата, который зарабатывает на хлеб честным трудом.

– Навину лучше. Он у себя, заснул, – говорит старуха. – Как Гудди?

– Да, как Гудди? Она поправится? – повторяет Чамди, набравшись смелости.

– Поправится, – успокаивает его Дарзи. – Но пока она совсем слабенькая.

Чамди рад это слышать. Вот теперь можно подумать об угрозе, нависшей над ним самим. Надо решить, что сказать Ананду-бхаи насчет Даббы. И как быть с Аммой, как ей сказать, что она потеряла сына? Поймет ли она то, что скажет ей Чамди? Он вдруг замечает в углу деревянный резной ящичек. На крышке вырезаны большие буквы. «ОМ».

– Чего это ты так уставился? – спрашивает старуха.

– Ящичек… Это ведь ящичек Гудди, да?

– Да. Она его утром занесла.

Дарзи бросает на женщину быстрый взгляд.

Она садится перед ящичком лицом к стене и подзывает Чамди. Чамди опускается на пол рядом и оглядывается на Дарзи. Старик вдевает нитку в иглу, тянется за пузырьком с бесцветной жидкостью, смачивает тряпицу и подносит к носу Гудди. И начинает зашивать рану. Тут Чамди отворачивается.

Старуха открывает ящичек. Чамди снова поражает буйство красок, но теперь статуэтки богов ему больше не нравятся. Почему они не защитили Сумди и Гудди? Чамди вспоминает про Иисуса. А он почему допустил этот ужас? Пожалуй, даже хорошо, что Чамди оставил Иисуса в приюте.

– Я делаю из глины фигурки богов, а Гудди их продает, – объясняет старуха. – Гудди хотела научиться их лепить. Будем надеяться…

Чамди замечает, как она закусила губу. Он хочет посмотреть на Гудди, но старуха поворачивает его голову к себе.

– Она будет жить? – спрашивает Чамди.

– Конечно, будет. Должна жить, раз ей столько богов помогает, – улыбается старуха. – Смотри, как их много. Ты всех знаешь?

Чамди качает головой. Старуха выбирает фигурку. «Какой он маленький, – думает Чамди. – Она же его на ладони держит, а должно быть наоборот». Но женщине он этого не говорит.

– Ты знаешь, кто это?

Чамди опять качает головой.

У фигурки в одной руке меч, в другой лотос. Всего рук четыре, но в двух ничего нет. Глина выкрашена в желтый цвет, только ладони у богини красные.

– Это Дурга, – объясняет старуха. – Непобедимая. Значит, она не может проиграть. Рассказать тебе про нее?

Чамди сразу вспоминает миссис Садык и детские журналы.

– Не надо, – решительно говорит он. – Я не люблю истории.

– Тогда запомни одно. Дурга покровительствует маленькой Гудди. Поэтому ты ее и спас.

Чамди все время почесывается. Его намасленное тело покрыто слоем грязи, перемешанной с кровью.

– Больше, чем помощь богов, тебе нужна сейчас ванна, – говорит старуха. – И обед. Иди мыться. Туда, за дверь.

– Нет уж, пошли со мной, – вмешивается Ананд-бхаи, возникший в дверном проеме.

– Да оставь ты его здесь!

– Я спас девчонку. Теперь не лезь, – грубо обрывает мать Ананд-бхаи.

Старуха не перечит.

Чамди поднимается и плетется к двери, бормоча молитву и прося выздоровления Гудди.

– В мою комнату, – нетерпеливо командует Ананд-бхаи.

Чамди идет следом. Щурится от солнечного света. Двор пуст. Коза мотает головой, безуспешно пытаясь выдрать из земли колышек, к которому привязана. Зеленая занавеска на двери неподвижна. Ананд-бхаи вталкивает Чамди внутрь.

Здесь все совсем не так, как у Дарзи. На большой кровати лежит Рани, теребит золотые браслеты на запястьях и смотрит телевизор. Ее волосы собраны в узел. По телевизору показывают черно-белый фильм.

– Выключи, – говорит Ананд-бхаи.

Рани поднимается с кровати и выключает телевизор. Стоит и смотрит на Ананда-бхаи, ждет его указаний.

– Сбегай в могольский ресторан за курицей. Быстро! Абдулла ее уже приготовил для меня.

Рани проходит мимо Чамди и молча смотрит на него. Чамди успевает заметить черные синяки на ее руке.

– Выбирай нежирную, – говорит Ананд-бхаи.

Но Рани уже нет, даже зеленая завеса не колышется, будто Рани и не касалась ее секунду назад.

– Ты любишь жирное? – обращается он к Чамди.

Чамди не знает, что ответить, – он никогда не задумывался над этим.

– Нет, – решает он, – не люблю, когда много масла.

– Тогда почему ты весь в масле?

Чамди молчит.

– Ну что, зачем маслом-то вымазался?