Песни над облаками - [40]

— Вы хотите сказать, что он не говорил вам о… почему он уехал в Швейцарию? Вы не знаете?

— О чем? — Канди почувствовала, как холодок пробежал по ней, зародившись в кончиках пальцев и постепенно распространяясь по всему телу. — Я ничего не знаю… за исключением того, что он отправился в Швейцарию.

— Но он уехал на операцию! Он болен… очень болен… и, о, Канди, я не знаю!

— Он… болен? — Канди схватилась за спинку стула. Кровь застучала в ее висках, и она почувствовала, что реальность теряет значение.

Графиня села и медленно, будто с трудом, рассказала ей все. Несколько месяцев назад у Микеле обнаружили серьезную болезнь костей. Его осматривали все крупнейшие специалисты Рима и Лондона, но их вердикт был единодушен.

— И что это был за… вердикт? — прошептала Канди. Красивый рот Анны Ланди задрожал.

— Вы должны быть мужественной, cara. Врачи считают… они сказали, что у него нет надежды. Они дали ему… восемь или девять месяцев. Возможно, чуть больше, но… ненамного. — Графиня закрыла лицо руками, как будто загораживаясь от мира и всего, что есть в нем. — Я попросила вас быть мужественной, — произнесла она странным, неестественным голосом, — но сама не могу этого вынести, Канди! Вы должны мне помочь!

— Почему он уехал в Швейцарию? — Канди показалось, что ее собственный голос доносится откуда-то издалека.

— Потому что несколько недель назад Микеле услышал, что в Швейцарии есть доктор, который берется оперировать такие случаи. Не так много шансов на успех, но есть… надежда. Это… это очень опасная операция, Канди. — Голос графини истерически возрос. — Или успех, или… или…

— И вы не знали? И вы ничего об этом не знали? — машинально спросила Канди.

— Конечно, я не знала. Марко был единственным, кто знал. Я понятия не имела, что он болен, пока Марко не сообщил мне об этом сегодня днем. Микеле написал ему и просил рассказать об этом мне… о том, что он собирается… оперироваться, чтобы это не было слишком большим шоком, если… — Анна крепко сцепила руки. — Канди, я была ужасной матерью! Подумать только, что он не смог мне сказать…

— Наверное, он просто не хотел вас расстраивать, — мягко проговорила Канди. Она чувствовала, как будто поднимается над всеми остальными эмоциями и, странным образом, ее дух отделяется от реальности. — Вы же понимаете это.

— Но это ужасно! Все эти месяцы… — Женщина остановилась, глотая слезы, и, вытащив из сумочки носовой платок, начала промакивать им заплаканное лицо. Затем вгляделась в Канди, как будто что-то в лице девушки привлекло ее внимание и напугало. Через несколько секунд она хрипло сказала: — Это несчастье и для вас, да?

Канди посмотрела на нее, не пытаясь что-то скрывать.

— Да, — просто ответила она.

— Значит, вы поедете со мной… вы поедете со мной в Швейцарию?

Прежде чем Канди смогла ответить, раздался стук в дверь. Немедленно после этого она открылась, и вошел синьор Галлео. Его взгляд сразу же упал на лицо Канди, и то, что он увидел, заставило его сказать что-то резкое на итальянском. Затем он пересек комнату и обнял за плечи худенькую фигурку в костюме прошлого века, как будто пытаясь физически ее защитить.

— Боже мой! Что здесь происходит?

— Не сердитесь, синьор. — Анна Ланди встала. Теперь она выглядела той, кем и была — отчаянно несчастной женщиной среднего возраста. — Знаю, я должна была подождать до конца представления, но я не смогла… не смогла этого сделать. — Она подошла к Канди, и, почти не желая этого, Лоренцо Галлео отступил назад. Графиня обняла англичанку. — Теперь я поняла, что ошиблась, cara. Это было жестоко — сказать тебе сейчас. Но это не меняет дела. Ты должна помнить, что Микеле — твой хороший друг и что одним из его самых заветных желаний в последние несколько недель было увидеть, как ты ступаешь на тропу, ведущую к становлению великой певицы. Если бы он мог услышать… если бы до него могли дойти новости, что сегодня ты имела огромный успех… — Не в состоянии больше говорить, она расцеловала девушку в обе щеки, затем отступила и кивнула Лоренцо Галлео. — Я ухожу. Канди, увидимся позже?

— Конечно.

— Моя машина будет ждать, чтобы отвезти нас в аэропорт.

— Хорошо.

Когда графиня ушла, синьор Галлео закрыл за ней дверь, затем взглянул на часы и с явным беспокойством — на Канди.

— Мое бедное дитя, сядь. У тебя есть еще десять минут. Как не вовремя! Что она тебе сказала? Если это плохие новости о молодом ди Лукке, я искренне сожалею… искренне сожалею. — Он закашлялся. — Микеле — мой друг и, кроме того… В общем, это большое несчастье. Но она не собирается забрать тебя сразу же после премьеры?

— Да. — Канди чувствовала, что ее губы застыли, но голос звучал нормально. — Он очень болен… в Швейцарии. Графиня хочет навестить его. Она… она настаивает, чтобы я поехала с ней.

— Ты любишь его? — прямо спросил Лоренцо.

Канди стояла, глядя на итальянца, но на самом деле его не видела. Лицо девушки было невыразимо печальным.

— Это не важно, — наконец ответила она. — Я не думаю, что это что-то значит.

— Моя дорогая… — Он сделал шаг к ней.

— Не беспокойтесь, — спокойно произнесла Канди, — я не собираюсь падать в обморок или заявить, что не смогу выступать. Я сделаю все, что от меня зависит. — Она отвернулась, чтобы взглянуть на свое отражение в зеркале. — Я… я выгляжу нормально?