Песни над облаками - [39]

В пять часов ей принесли отличный английский чай с наилучшими пожеланиями от менеджера отеля. Канди направила ему записку с благодарностью и налила себя чашку благоухающего напитка, но оставила кексы и сандвичи нетронутыми, даже не желая на них смотреть. От Микеле все еще не было никаких известий, и девушка боролась со все возрастающей паникой.

Что, размышляла она, ей делать, если он не приедет? Канди понимала, что сходит с ума, позволяя себе полагаться на Микеле во всем и рассчитывать на него, тем более что в рождественскую ночь воочию убедилась, что Катерина — единственный человек в мире, который действительно для него что-то значит, но ничего не могла с этим поделать. Если бы только в этот раз он был здесь, чтобы придать ей мужества!.. Потом она будет вести свою борьбу одна. Канди знала, что должна перестать видеться с ним, но сейчас не хотела об этом думать. Пока нет… Ей пришло в голову, что, если Микеле не приедет, Катерина, скорее всего, не появится тоже. И тогда она на самом деле окажется одна.

Вскоре после пяти принесли телеграмму, и, даже не открывая ее, Канди уже знала, что она от Сью и Пола.

«Самой большой удачи, дорогая. Все волнуются до предела!»

Она прочла слова несколько раз, прежде чем убрала листок в конверт. Как приятно знать, что есть на свете кто-то, кому ты небезразлична!

Сразу же после этого позвонил Лоренцо Галлео. Его речь с сильным акцентом была веселой и успокаивающей, и, когда он напомнил ей, что вскоре они отправляются в театр, Канди не почувствовала такой паники, которую ожидала. Скорее испытала ощущение вялости и еще холодок внутри, а еще у нее появилось новое и странное чувство отрешенности.

Вскоре после шести они уже были в театре, и, когда Канди сидела в гримерке в компании нескольких других девушек, участвующих в спектакле и сочувственно суетящихся вокруг нее, она на мгновение засомневалась, не снится ли ей все это. Это не могла быть она, Канди Уэллс. Она не чувствовала волнения, даже не нервничала — до того все казалось ей нереальным.

Представление планировалось начать в половине восьмого, и к семи часам Канди была полностью одета и почти готова морально. На несколько минут заглянул Джулио Прети и поговорил с ней немного на отвлеченные темы. С техническими сторонами дела они давно покончили, разговор быстро иссяк, и он ушел.

Затем доставили еще одну телеграмму. Почти не задумываясь, Канди медленно развернула кремовый листок бумаги, и пальцы ее тут же задрожали, а кровь забилась в висках. Телеграмма была от Микеле… и послана из Швейцарии.

«Я не смогу быть с вами… — Строчки затуманились у нее перед глазами. — Пойте так, как вы никогда не пели. Благослови вас Бог. Микеле ".

Рука ее опустилась, и листок скользнул на пол. Канди порадовалась, что была в этот момент одна. Он не сможет приехать… Он даже не написал, что сожалеет… Только: «Благослови вас Бог»…

Канди медленно опустилась на стул перед туалетным столиком и невидяще уставилась на свое лицо в гриме. И в этот момент за дверью в коридоре раздался внезапный взрыв голосов на повышенных тонах. Поначалу она едва обратила на это внимание, но за шумом мгновенно последовали неистовые удары в дверь. Кто-то яростно пытался повернуть ручку, но ему мешали войти. Канди по-прежнему сидела, пристально глядя в зеркало, не в состоянии проявить интерес и не имея сил узнать, что происходит. Но через несколько мгновений дверь распахнулась, и на пороге появилась графиня ди Лукка.

Она была одета в изумительное соболье манто и, как всегда, наряжена с головы до ног, но под безупречным макияжем прекрасное лицо итальянки казалось бледным, глаза огромными. Позади Анны стоял Лоренцо Галлео, его лицо было таким же напряженным, как и лицо графини.

— Этот… человек не позволял мне войти! — Знаменитая красавица сделала театральный жест в сторону своего соотечественника. — Но я должна вас увидеть… я должна поговорить с вами…

— Графиня… — Синьор Галлео осторожно прикоснулся к ее руке. — Я не желал вас обидеть. Вы выдающаяся, вы несравненная, и я вас обожаю так же сильно, как любой другой мужчина в Италии. Но для этого дитя…

Он замолчал, затем продолжил говорить на итальянском. Графиня отвечала ему быстро и многоречиво, а Канди стояла в замешательстве, удивленно переводя взгляд с одной на другого.

— Хорошо, хорошо! — внезапно уступил синьор Галлео. — Пять минут! — Он посмотрел на Канди, и ей показалось, что маэстро выглядит до отчаяния обеспокоенным. — Малышка, что бы ни случилось, не расстраивайся. Помни, сегодня вечером ты будешь петь… ничто больше не имеет значения!

Он вышел, закрыв за собой дверь, и мгновение две женщины стояли, глядя друг на друга. Затем, к изумлению Канди, огромные слезы медленно потекли по щекам графини.

— О, Кандида, Кандида, я сожалею… — Голос женщины звучал потрясенно. — Я знаю, что значит первый выход на сцену. Вы ведь никогда прежде не выступали?! Но… но Микеле…

— Микеле? — тихо и спокойно повторила Канди. — Что с ним?

— Вы были близки с ним. Что он вам сказал?

— Он ничего мне не говорил, графиня. Боюсь… боюсь у вас создалось неверное впечатление. Ваш сын многим мне помог, но я… но мы не были близкими друзьями. — Она неловко подняла тяжелые юбки своего сценического костюма и пересекла комнату, чтобы подвинуть гостье стул. — Не присядете?