Песни и стихи. Том 1 - [52]
А я тот же самый.
Вот уж действительно, всё относительно, всё-всё, всё.
Набедренный пояс из шкуры пантеры,
О да, неприлично, согласен, ей-ей,
Но так одевались все до нашей эры,
А до нашей эры им было видней.
Оделся по моде, как в каменный век,
Вы скажете сами:
«Да это же просто другой человек»,
А я тот же самый.
Вот уж действительно, всё относительно, всё-всё, всё.
Оденусь, как рыцарь я после турнира,
Знакомые вряд ли узнают меня,
И крикну, как Ричард я в драме Шекспира:
«Коня мне, полцарства даю за коня!»
Но вот усмехнётся и скажет сквозь смех
Ценитель упрямый:
«Да это просто другой человек».
А я тот же самый.
Вот уж действительно, всё относительно, всё-всё, всё.
Вот трость, канотье, я из НЭПа, похоже?
Не надо оваций, к чему лишний шум.
Ах, в этом костюме узнали? Ну что же,
Тогда я надену последний костюм.
Долой канотье, вместо тросточки стек,
И шепчутся дамы:
«Да это же просто другой человек».
А я тот же самый.
Будьте же бдительны, всё относительно, всё-всё, всё.
АГЕНТ 007
Себя от надоевшей славы спрятав
В одном из их Соединённых Штатов,
В глуши и в дебрях чуждых нам систем,
Жил более известный, чем Иуда,
Живое порожденье Голливуда,
Артист Джеймс Бонд, шпион, агент 007.
Был этот самый парень звезда, ни дать ни взять.
Настолько популярен, что страшно рассказать.
Да шуточное ль дело, почти что полубог.
Известный всем Марчелло в сравненьи с ним щенок.
Он на своей на загородной вилле
Скрывался, чтоб его не подловили,
И умирал от скуки и тоски.
А то, бывало, встретят у квартиры,
Набросятся и рвут на сувениры
Последние штаны и пиджаки.
Вот так и жил, как в клетке ну, а в кино потел:
Различные разведки дурачил как хотел.
То ходит в чьей-то шкуре, то в пепельнице спит,
А то на абажуре, прям, когой-то соблазнит.
И вот артиста этого — Джеймс Бонда —
Товарищи из Госафильмофонда
В совместную картину к нам зовут.
Чтоб граждане его не узнавали,
Он к нам решил приехать в одеяле —
Мол, всё равно на клочья разорвут.
Да вы посудите сами — на проводах в ЮСА
Все хиппи с волосами — побрили волоса,
С него сорвали свитер, отгрызли вмиг часы
И растащили плиты, ну прямо со взлётной полосы.
И вот в Москве нисходит он по трапу,
Даёт долдар носильщику на лапу
И прикрывает личность на ходу.
Вдруг кто-то шасть на газике к агенту,
Он киноленту вместо документу —
Что, мол, свои, мол, хау-ду-ю-ду.
Глядь, огромная колонна стоит сама в себе,
Но встречает чемпиона по стендовой стрельбе.
Попал во всё, что было, он выстрелом с руки.
По ём бабьё с ума сходило, и даже мужики.
Довольный, что его не узнавали,
Он одеяло снял в «Национале»,
Но несмотря на личность и акцент,
Его там обозвали оборванцем,
Который притворялся иностранцем,
И заявлял, что, дескать, он — агент.
Швейцар его за ворот, тут решил открыться он:
— Ноль семь я. «Вам межгород? Так надо взять талон».
Во рту скопилась пена и горькая слюна,
И в позе супермена он уселся у окна.
Но вот киношестёрки прибежали
И недоразумение замяли,
И разменяли фунты на рубли.
Уборщица ворчала: «Вот же пройда!
Подумаешь, агентишка какой-то!
У нас в девятом принц из Сомали».
ГУЛИ, ГУЛИ, ГУЛЕНЬКИ
Гули, гули, гуленьки,
Девоньки, девуленьки,
Вы оставьте мне на память
В сердце загогулинки.
Не гляди, что я сердит,
По тебе же сохну-то.
Я не с фронта инвалид —
Я любовью трёхнутый.
Выходите к Ванечке
Да Манечке-мотанечке.
Вы что стоите, как старушки,
Божьи одуванчики?
Милый мой каменотёс —
Сильный муж да ласковый.
Он мне с Англии привёз
Лифчик пенопластовый.
Здесь и мода отстаёт —
Вот у нас в Австралии
Очень в моде в этот год
В три обхвата талии.
Уж не знаю я, как тут,
А, к примеру, в Дании
Девок в ЗАГСы волокут
При втором свидании.
Я не знаю, как у вас,
А у нас во Франции
Замуж можно десять раз,
И все без регистрации.
Ой, давай, давай, табань,
А то в берег врежемся.
Не вставай в такую рань,
Давай ещё понежимся!
Без ушка иголочка,
Оля, Ольга, Олечка,
Ты поднеси-ка инвалиду
Столько да полстолечка.
На пути, на перепутьи
Молодуху сватал дед,
Сперва думали, что шутит,
Оказалося, что нет.
Мой милёнок всё допил,
Дочиста и допьяна.
Потому и наступил
В мире кризис топливный.
Ты не вой, не ной, не ной,
Этот кризис — нефтяной.
Надо больше опасаться,
Что наступит спиртовой.
Гляну я — одна семья
На таком воскреснике.
Все друг другу сыновья
Или даже крестники.
БАЛЛАДА О ГИПСЕ
Нет острых ощущений, всё старьё, гнильё и хлам.
Того гляди, с тоски сыграешь ящик.
Балкон бы, что ли, сверху иль автобус пополам —
Вот это боле-мене подходяще.
Повезло, наконец повезло,
Видел Бог, что дошёл я до точки.
Самосвал в тридцать тысяч кило
Мне скелет раздробил на кусочки.
Но вот лежу я на спине загипсованый,
Каждый член у мене расфасованный
По отдельности, до исправности(Припев)
Всё будет в цельности и в сохранности.
Эх, жаль, что не роняли вам на череп утюгов,
Скорблю о вас, как мало вы успели,
Ах, это просто прелесть — сотрясение мозгов,
Ах, это наслажденье — гипс на теле.
Как броня на груди у меня,
На руках моих крепкие латы.
Так и хочется крикнуть: «Коня мне, коня!»
И верхом ускакать из палаты.
Припев
Вот жаль, что мне нельзя уже увидеть прежних снов.
Они как острый нож для инвалида.
Во сне я рвусь наружу из-под гипсовых оков,
Мне снятся свечи, рифмы и коррида.
Ах, надёжна ты, гипса броня,
От того, кто намерен кусаться.
Роман «Черная свеча», написанный в соавторстве Владимиром Семеновичем Высоцким и Леонидом Мончинским, повествует о проблеме выживания заключенных в зоне, об их сложных взаимоотношениях.
Проза поэта – явление уникальное. Она приоткрывает завесу тайны с замыслов, внутренней жизни поэта, некоторых черт характера. Тем более такого поэта, как Владимир Высоцкий, чья жизнь и творчество оборвались в период расцвета таланта. Как писал И. Бродский: «Неизвестно, насколько проигрывает поэзия от обращения поэта к прозе; достоверно только, что проза от этого сильно выигрывает».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Без свободы я умираю», – говорил Владимир Высоцкий. Свобода – причина его поэзии, хриплого стона, от которого взвывали динамики, в то время когда полагалось молчать. Но глубокая боль его прорывалась сквозь немоту, побеждала страх. Это был голос святой надежды и гордой веры… Столь же необходимых нам и теперь. И всегда.
В этот сборник вошли произведения Высоцкого, относящиеся к самым разным темам, стилям и направлениям его многогранного творчества: от язвительных сатир на безобразие реального мира — до колоритных стилизаций под «блатной фольклор», от надрывной военной лирики — до раздирающей душу лирики любовной.
Можно ли убежать от себя? Куда, и главное — зачем? Может быть вы найдете ответы на эти вопросы в киноповести Леонида Леонова и в балладах Владимира Высоцкого, написанных для одноименного фильма. Иллюстрации В. Смирнова.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Народный артист СССР Герой Социалистического Труда Борис Петрович Чирков рассказывает о детстве в провинциальном Нолинске, о годах учебы в Ленинградском институте сценических искусств, о своем актерском становлении и совершенствовании, о многочисленных и разнообразных ролях, сыгранных на театральной сцене и в кино. Интересные главы посвящены истории создания таких фильмов, как трилогия о Максиме и «Учитель». За рассказами об актерской и общественной деятельности автора, за его размышлениями о жизни, об искусстве проступают характерные черты времени — от дореволюционных лет до наших дней. Первое издание было тепло встречено читателями и прессой.
Дневник участника англо-бурской войны, показывающий ее изнанку – трудности, лишения, страдания народа.
Саладин (1138–1193) — едва ли не самый известный и почитаемый персонаж мусульманского мира, фигура культовая и легендарная. Он появился на исторической сцене в критический момент для Ближнего Востока, когда за владычество боролись мусульмане и пришлые христиане — крестоносцы из Западной Европы. Мелкий курдский военачальник, Саладин стал правителем Египта, Дамаска, Мосула, Алеппо, объединив под своей властью раздробленный до того времени исламский Ближний Восток. Он начал войну против крестоносцев, отбил у них священный город Иерусалим и с доблестью сражался с отважнейшим рыцарем Запада — английским королем Ричардом Львиное Сердце.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.
Книга А.К.Зиберовой «Записки сотрудницы Смерша» охватывает период с начала 1920-х годов и по наши дни. Во время Великой Отечественной войны Анна Кузьминична, выпускница Московского педагогического института, пришла на службу в военную контрразведку и проработала в органах государственной безопасности более сорока лет. Об этой службе, о сотрудниках военной контрразведки, а также о Москве 1920-2010-х рассказывает ее книга.