Песни и стихи. Том 1 - [50]
Я буду посещать суды как зритель
И в тюрьмы заходить на огонёк.
Я больше не намерен бить витрины
И лица граждан, — так и запиши! —
Я воссоединю две половины
Моей больной раздвоенной души.
Искореню, похороню, зарою.
Очищусь, ничего не скрою я.
Мне чуждо это «Я» моё второе.
Нет, это не моё второе «Я».
АНТИКЛЕРИКАЛЬНАЯ
Возвращаюсь я с работы, рашпиль ставлю у стены.
Вдруг в окно порхает кто-то из постели от жены.
Я, конечно, вопрошаю: «Кто такой?»
А она мне отвечает: «Дух святой».
Ох, я встречу того духа, ох, отмечу его в ухо.
Дух он тоже духу розь, коль святой — так Машку брось.
Хочь ты кровь голубая, хочь ты белая кость,
До Христа дойду и знаю — не пожалует Христос.
Машка, вредная натура, так и лезет на скандал,
Разобиделася, дура, — как бы вроде помешал.
Я сперва сначала с лаской — то да сё,
А она к стене с опаской — нет, и всё!
Я тогда цежу сквозь зубы, но уже, конечно, грубо:
Хоть он возрастом и древний и годов ему не счесть,
У него в любой деревне две-три бабы точно есть.
Я к Марии с предложеньем — я вообще на выдумки
мастак —
Мол, в другое воскресенье ты, Мария, сделай так:
Я потопаю под утро, мол, пошёл…
А ты прими его как будто. Хорошо?
Ты накрой его периной и запой — тут я с дубиной.
Он крылом, а я — колом, он псалом, а я — кайлом.
Тут, конечно, он сдаётся, честь Марии спасена,
Потому что мне сдаётся — этот ангел — сатана.
Вот влетаю с криком, с древом, весь в надежде на испуг.
Машка плачет. — Машка, где он? — Улетел желанный друг.
Как же это? — Я не знаю. — Как успел?
Да вот так вот, — отвечает, — улетел.
Он псалом мне прочитал и крылом пощекотал.
Ты шутить с живым-то мужем? Ах ты, скверная жена!
Я взмахнул своим оружьем — смейся, смейся, сатана.
А НУ, ОТДАЙ МОЙ КАМЕННЫЙ ТОПОР
Ану, отдай мой каменный топор
И шкур моих набедренных не тронь.
Молчи, не вижу я тебя в упор.
Сиди вон и поддерживай огонь.
Выгадывать не смей на мелочах,
Не опошляй семейный наш уклад.
Неубраны пещера и очаг,
Разбаловалась ты в матриархат.
Придержи своё мнение,
Я — глава и мужчина я.
Соблюдай отношения
Первобытно-общинные.
Там мамонта убьют, поднимут вой.
Начнут добычу поровну делить.
Я не могу весь век сидеть с тобой,
Мне надо хоть кого-нибудь убить.
Старейшины сейчас придут ко мне,
Смотри ещё, не выйди голой к ним.
Век каменный, а не достать камней…
Мне стыдно перед племенем моим.
Пять бы жён мне, наверное,
Разобрался бы с вами я.
Но дела мои скверные —
Потому моногамия.
А все твоя проклятая родня.
Мой дядя, что достался кабану,
Когда был жив, предупреждал меня:
Нельзя из людоедок брать жену.
Не ссорь меня с общиной, это ложь,
Что будто к тебе кто-то пристаёт.
Не клевещи на нашу молодёжь,
Она — надежда наша и оплот.
Ну, что глядишь, тебя пока не бьют.
Отдай топор, добром тебя прошу.
И шкура где — ведь люди засмеют.
До трёх считаю, после задушу.
КАК-ТО ВЕЧЕРОМ ПАТРИЦИИ
Как-то вечером патриции собрались у Капитолия
Новостями поделиться и выпить малось алкогодия.
Не вести ж бесед тверёзыми. Марк-патриций не мытарился,
Пил нектар большими дозами и ужасно нанектарился.
И под древней под колонною он исторг из уст проклятия:
«Ох, с почтенною матроною разойдусь я скоро, братия.
Она спуталась с поэтами, помешалась на театрах,
Так и шастает с билетами на приезжих гладиаторов.
Я, кричит, от бескультурия скоро стану истеричкою.
В общем, злобствует, как фурия, поощряема сестричкою.
Только цыкают и шикают, — ох, налейте снова мне двойных!
Мне ж рабы в лицо хихикают. На войну бы мне, да нет войны.
Я нарушу все традиции, мне не справиться с обеими.
Опускаюсь я, патриции, дую горькую с плебеями.
Я ей дом оставлю в Персии, пусть берёт сестру-мегерочку,
А на отцовские сестерции я заведу себе гетерочку.
У гетер хотя всё явственней, но они не обезумели.
У гетеры пусть безнравственней, зато родственники умерли.
Там сумею исцелиться я, из запоя скоро выйду я…»
И пошли домой патриции, Марку пьяному завидуя.
СТО САРАЦИНОВ Я УБИЛ ВО СЛАВУ ЕЙ
Сто сарацинов я убил во славу ей,
Прекрасной даме посвятил я сто смертей.
Но наш король, лукавый сир, затеял рыцарский турнир,
Я ненавижу всех известных королей.
Вот мой соперник, рыцарь круглого стола,
Чужую грудь мне под копьё король послал.
Но в сердце нежное её моё направлено копьё,
Мне наплевать на королевские дела.
Герб на груди его, там плаха и петля,
Но будет дырка там, как в днище корабля.
Он самый первый фаворит, к нему король благоволит,
Но мне сегодня наплевать на короля.
Король сказал: «Он с вами справится шаля»
И пошутил: «Пусть будет пухом вам земля».
Я буду пищей для червей, тогда он женится на ней,
Простит мне Бог — я презираю короля.
Вот подан знак, друг друга взглядом пепеля,
Коней мы гоним, задыхаясь и пыля.
Забрало поднято, изволь, ах, как волнуется король,
Но мне, ей-Богу, наплевать на короля.
Итак, всё кончено, пусть отдохнут поля.
Вот льётся кровь его на стебли ковыля.
Король от бешенства дрожит, но мне она принадлежит,
Мне так сегодня наплевать на короля.
Но в замке счастливо мы не пожили с ней —
Король в поход послал на сотни долгих дней.
Не ждёт меня мой идеал, — ведь он король, а я вассал.
И рано, видимо, плевать на королей.
О ПЕРЕСЕЛЕНИИ ДУШ
Кто верит в Магомета, кто в Аллаха, кто в Исуса,
Кто ни во что не верит, даже в чёрта, назло всем.
Роман «Черная свеча», написанный в соавторстве Владимиром Семеновичем Высоцким и Леонидом Мончинским, повествует о проблеме выживания заключенных в зоне, об их сложных взаимоотношениях.
Проза поэта – явление уникальное. Она приоткрывает завесу тайны с замыслов, внутренней жизни поэта, некоторых черт характера. Тем более такого поэта, как Владимир Высоцкий, чья жизнь и творчество оборвались в период расцвета таланта. Как писал И. Бродский: «Неизвестно, насколько проигрывает поэзия от обращения поэта к прозе; достоверно только, что проза от этого сильно выигрывает».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Без свободы я умираю», – говорил Владимир Высоцкий. Свобода – причина его поэзии, хриплого стона, от которого взвывали динамики, в то время когда полагалось молчать. Но глубокая боль его прорывалась сквозь немоту, побеждала страх. Это был голос святой надежды и гордой веры… Столь же необходимых нам и теперь. И всегда.
В этот сборник вошли произведения Высоцкого, относящиеся к самым разным темам, стилям и направлениям его многогранного творчества: от язвительных сатир на безобразие реального мира — до колоритных стилизаций под «блатной фольклор», от надрывной военной лирики — до раздирающей душу лирики любовной.
Можно ли убежать от себя? Куда, и главное — зачем? Может быть вы найдете ответы на эти вопросы в киноповести Леонида Леонова и в балладах Владимира Высоцкого, написанных для одноименного фильма. Иллюстрации В. Смирнова.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Народный артист СССР Герой Социалистического Труда Борис Петрович Чирков рассказывает о детстве в провинциальном Нолинске, о годах учебы в Ленинградском институте сценических искусств, о своем актерском становлении и совершенствовании, о многочисленных и разнообразных ролях, сыгранных на театральной сцене и в кино. Интересные главы посвящены истории создания таких фильмов, как трилогия о Максиме и «Учитель». За рассказами об актерской и общественной деятельности автора, за его размышлениями о жизни, об искусстве проступают характерные черты времени — от дореволюционных лет до наших дней. Первое издание было тепло встречено читателями и прессой.
Дневник участника англо-бурской войны, показывающий ее изнанку – трудности, лишения, страдания народа.
Саладин (1138–1193) — едва ли не самый известный и почитаемый персонаж мусульманского мира, фигура культовая и легендарная. Он появился на исторической сцене в критический момент для Ближнего Востока, когда за владычество боролись мусульмане и пришлые христиане — крестоносцы из Западной Европы. Мелкий курдский военачальник, Саладин стал правителем Египта, Дамаска, Мосула, Алеппо, объединив под своей властью раздробленный до того времени исламский Ближний Восток. Он начал войну против крестоносцев, отбил у них священный город Иерусалим и с доблестью сражался с отважнейшим рыцарем Запада — английским королем Ричардом Львиное Сердце.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.
Книга А.К.Зиберовой «Записки сотрудницы Смерша» охватывает период с начала 1920-х годов и по наши дни. Во время Великой Отечественной войны Анна Кузьминична, выпускница Московского педагогического института, пришла на службу в военную контрразведку и проработала в органах государственной безопасности более сорока лет. Об этой службе, о сотрудниках военной контрразведки, а также о Москве 1920-2010-х рассказывает ее книга.