Песнь об Ахилле - [92]

Я убил сына Зевса, но этого недостаточно. Они должны думать, что это сделал Ахилл. Пыль уже оседала на длинные волосы Сарпедона, словно пыльца на брюшко пчелы. Я поднял свое копье и со всей силы вонзил в его грудь. Кровь потекла, но слабо. Сердце, что могло вытолкнуть ее, уже не билось. Когда я вытянул копье обратно, оно подалось трудно, будто клубень из ссохшейся земли. Все решат, что его убило именно это.

Я услышал вопли, в мою сторону бежали люди, на колесницах и пешие. Ликийцы, видевшие кровь своего царя на моем копье. Рука Автомедона сжала мое плечо, он втащил меня в колесницу. Он успел перерезать постромки мертвого коня, выровнял колесницу. Лицо его было белым от ужаса, он выдохнул: — Надо ехать.

Автомедон подогнал ретивых коней и мы помчались прочь от предследовавших нас ликийцев. Во рту моем стоял железный привкус крови. Я и не заметил, как близко подошел к смерти. Перед глазами все еще стояла пелена ярости, алая как кровь на груди Сарпедона.

Спасаясь от погони, Автомедон поехал слишком близко к Трое. Стены выросли прямо передо мной, громадные обтесаные камни, возведенные по рассказам руками богов, ворота, огромые, темной старой бронзы. Ахилл предупреждал о лучниках на башнях, но битва и погоня случились так внезапно, что еще никто не вернулся в город. Троя была почти беззащитна. Ее сейчас взял бы и ребенок.

Мысль о падении Трои пронзила меня дикой радостью. Они заслужили сдать свой город. В конце концов, это их вина. Мы потеряли тут десять лет, потеряли столь многих, и Ахилл погибнет из-за них. Довольно.

Я соскочил с колесницы и побежал к стенам. Пальцы мои нашли маленькие выбоинки в камне, схожие с ослепшими глазницами. Лезть. Ноги мои искали невидимых глазу зазубрин в вытесанных богами камнях. Я не слишком ловок, но цепок, мои руки вцепляются в камни, так что кровоточат пальцы. И все же я карабкаюсь. Я сокрушу этот несокрушимый город и захвачу Елену, золотое сокровище. Представляю, как волоку ее и швыряю перед Менелаем. Сделано. Более никто не должен будет умирать за ее бесполезную красоту.

«Патрокл». Голос, звучащий как музыка, раздается надо мной. Я смотрю вверх и вижу, как со стены вниз тянется человек, он сияет как солнце, темные волосы распущены по плечам, за спиной беспечно покачиваются колчан и лук. Оцепенев, я немного сползаю вниз, колени скользят по камням. Он убийственно прекрасен, гладка и нежна кожа изящно очерченного лица, светящегося нечеловеческим светом. Черные глаза. Аполлон.

Он улыбается, будто все, что ему нужно было — чтоб я его узнал. Тянется вниз, рука его невозможно далеко вытягивается между мною, зависшим на стене, и ним. Я закрываю глаза и все, что ощущаю — палец, зацепивший мои доспехи на спине, оторвавший меня от стены и швырнувший меня вниз.

Я упал тяжело, лязгнули доспехи. Сознание мое помрачилось от удара, от разочарования столь внезапно ощутить под собой землю. Я думал, что все еще карабкаюсь. Но передо мной возвышалась все еще упрямо непокоренная стена. Я поправил нащечники и снова полез — я не позволю победить себя. Я лихорадочно одержим своим стремлением, видением захваченной моими руками Елены. Стены словно темные воды, беспрепятственно переливающиеся через нечто, что я упустил. И теперь жажду вернуть. Я позабыл о боге, о том, почему упал, почему ноги соскользнули с камней, на которые я уже успел взобраться. Может, это я все время и делаю, в помрачении подумалось мне — взбираюсь на стены и падаю с них. Но на сей раз, когда я взглянул вверх, бог уже не улыбался. Пальцы схватили меня за тунику и подняли, раскачивая. Потом отпустили.

* * *

Голова моя ударилась оземь, я пал почти бездыханно. Лица собравшихся вовкруг расплывались. Они пришли мне на помощь? И вдруг я ощутил прохладное дуновение ветра охладило вспотевший лоб, растрепало темные волосы, наконец-то не придавленные ничем. Мой шлем. Я увидел его подле себя, перевернутым, словно пустая раковина. И доспехи свободно болтались на мне, все пряжки и завязки, что Ахилл затянул, сейчас были ослаблены, развязаны богом. Доспехи упали с меня, звякнув — остатки моей содранной, расколотой раковины.

Застывшую тишину разорвали яростные, злобные выкрики троянцев. Рассудок вернулся ко мне — я безоружен, я один и все знают, что я всего лишь Патрокл.

Бежать. Я вскочил на ноги. Блеснуло копье, опоздав лишь на миг, вспороло кожу на голени, прочертив алую линию. Я увернулся от готовой схватить руки, паника перехватила мое дыхание. Сквозь пелену ужаса я увидел человека, целящего копьем мне в лицо. Я оказался достаточно быстр, оно миновало меня, лишь воздухом обдало волосы, будто дыхание любовника. Копье вонзилось у ног. Я подхватил его, изумленный тем, что все еще жив; никогда в жизни еще я не был столь проворен.

Копье, не увиденное мной, прилетело сзади. Оно пробило кожу на спине, пронзило мое тело и вышло у ребер. Сила броска швырнула меня вперед, я оцепенел от разрывающей боли и горящей пустоты в животе. Я ощутил рывок, наконечник копья исчез. Кровь хлынула потоком, она была горячей, жгла мою похолодевшую кожу.

Троянцы чуть подались назад и я упал. Кровь моя хлынула сквозь пальцы на траву. Толпа расступилась и я увидел человека, направлявшегося ко мне. Он шел будто бы издалека, он спускался ко мне — сам я был, казалось, на дне глубокой расселины. Я узнал его. Ноги словно колонны храма, брови сдвинуты в гневе. Он не смотрел на окружавших его, он шел так, словно был один на поле битвы. Он пришел убить меня. Гектор.