Песнь об Ахилле - [44]

У Ликомеда был ошарашенный вид — подобные слова были уместны разве что в дальних покоях или на тренировочной площадке, но никак не во время торжественного ужина. Но Одиссей лишь грустно покачал головой. — Царь Аргоса и впрямь с каждым пролетающим годом все более и более варваром становится. Ликомед, давай покажем царю Аргоса, что такое культура. Я надеялся иметь счастье увидеть прославленных танцорок твоего острова.

Ликомед сглотнул. — Да, — сказал он. — Я и не подумал… — тут он прервался и и уже другим, самым царственным своим тоном сказал: — Если вы желаете.

— Желаем, — это сказал Диомед.

— Ну что ж, — взгляд Ликомеда перебегал с одного из гостей на другого. Фетида приказала держать женщин подальше от гостей, но отказ мог вызвать подозрения. Он прокашлялся, решаясь. — Ну что ж, раз так, призовем же их. — Он сделал знак слуге, который тут же выбежал из залы. Я опустил глаза в свою тарелку, чтобы никто не прочитал в моем лице охватившего меня страха.

Женщины были захвачены врасплох приказом царя и, войдя в залу, все еще были заняты одеждой и внешностью, наводя последние штрихи. Ахилл был среди них, голову он тщательно укрыл покрывалом, а глаза его были скромно опущены. Я с беспокойством следил за Одиссеем и Диомедом, но ни один из них на него и не глянул.

Девушки заняли свои места, и ударила музыка. Все мы следили за сложными шагами начала танца. Это было прекрасно, впрочем, чуть менее прекрасно, чем с Деидамией — та была лучшей среди них.

— Которая из них твоя дочь? — спросил Диомед.

— Тут ее нет, царь Аргоса. Она гостит у родных.

— Жаль, — сказал Диомед. — Я надеялся, что она — вон та. — Он указал на девушку в конце линии, маленькую и темноволосую; она немного походила на Деидамию, и в танце щиколотки ее изящно выглядывали из-под развевавшегося подола платья.

Ликомед прокашлялся. — Ты женат, досточтимый царь Аргоса?

— Пока да, — Диомед усмехнулся и отвел глаза от женщин.

Когда танец окончился, Одиссей встал и, возвысив голос, так что услышали его все, молвил: — Великая честь для нас смотреть на ваш танец; не всякий скажет, что ему привелось видеть танцы Скироса. В знак нашего восхищения мы принесли дары вам и вашему царю.

Восхищенный шепот. Не часто на Скирос привозили роскошные вещи — ни у кого тут не было на них денег.

— Вы слишком добры, — лицо Ликомеда сияло неподдельным удовольствием, он не ожидал такой щедрости. Слуги по знаку Одиссея принесли ларцы и начали выгружать их содержимое прямо на длинные столы. Я видел блестящее серебро, сверкающее стекло и драгоценные камни. Все присутствующие, и мужчины и женщины, потянулись поглядеть.

— Пожалуйста, берите то, что каждому по душе, — сказал Одиссей. Девушки кинулись к столам, и я увидел как тонкие пальчики перебирали предметы: скляночки с благовониями, запечатанные воском, зеркальца, вправленные в рамки слоновой кости, браслеты витого золота, ленты, крашеные драгоценным пурпуром. Среди них были вещи, как я понял, предназначенные для Ликомеда и его придворных — обтянутые кожей щиты, кованые наконечники для копий, отделанные серебром мечи с ножнами, обтянутыми мягкой кожей козленка. Взгляд Ликомеда так и впился в один из них, словно то была рыбка, которую он вознамерился поймать. Одиссей стоял рядом с видом снисходительного благодетеля.

Ахилл держался сзади, медленно продвигаясь вдоль столов. Он остановился, капнул благовоний на свои тонкие запястья, погладил пальцами полированную ручку зеркальца. Помедлил, рассматривая пару серег, голубые камни в серебряной оправе.

Движение в дальнем конце комнаты привлекло мое внимание. Диомед пересек залу и говорил с одним из своих слуг — тот кивнул и вышел в главные двустворчатые двери. Что бы там не случилось, это не казалось особо важным, вид у Диомеда был сонный, веки его были скучающе полуопущены.

Взгляд мой вернулся к Ахиллу. Теперь он поднес серьги к ушам, поворачивая их так и сяк, играя в девушку. Это его забавляло, губы улыбались. Глаза блеснули, когда она на мгновение поймал мой взгляд. Я не мог удержаться от улыбки.

И тут громко и пронзительно зазвучала труба. Звук шел снаружи, долгий, а следом три коротких — наш сигнал опасности, надвигающегося несчастья. Ликомед вскочил, головы стражников повернулись к двери. Девушки вскрикнули и сбились в кучу, под звук бьющегося стекла роняя на пол свои сокровища.

Все девушки — кроме одной. Еще прежде, чем отзвучал последний сигнал, Ахилл схватил один из отделанных серебром мечей и стряхнул ножны из кожи козленка. Стол преграждал ему путь к двери, он разом перемахнул через него, второй рукой меж тем схватив копье. Он встал на ноги, с оружием наготове, спокойный как смерть — каким не может быть в такой миг ни девушка, ни даже любой из мужчин. Величайший воитель своего поколения.

Я глянул на Одиссея и Диомеда и ужаснулся — они улыбались. — Приветствую тебя, царевич Ахилл, — сказал Одиссей. — Мы искали тебя.

Беспомощно стоял я — весь двор Ликомеда слышал слова Одиссея. Они повернулись к Ахиллу. Мгновение Ахилл был неподвижен. Затем, очень медленно, он опустил оружие.

— Царевич Одиссей, — сказал он. Голос его был замечательно ровен. — Царь Диомед. — Он учтиво склонил голову, равный с равными. — Я польщен, что стоил таких усилий. — Сказано это было хорошо, с достоинством и легкой насмешкой. Теперь им будет трудно оскорбить его.