Песнь об Ахилле - [43]

— Я в изгнании.

Он изобразил сочувствие. — Сожалею о том. Откуда ты?

— С побережья.

— Северного или южного?

— Южного.

Он с сожалением покачал головой. — А я был готов поклясться, что ты с севера. Откуда-то из Фессалии, скажем. Или из Фтии. Так же округло выговариваешь гласные, как они.

Я сглотнул. Во Фтии согласные звучали жестче, чем в других местах, а гласные — звучнее. На мой слух это звучало отвратительно, пока я не услышал, как говорит Ахилл. Я и не думал, что до такой степени усвоил эту манеру.

— Я… этого не знал, — промямлил я. Сердце заколотилось. Только бы он ушел.

— Боюсь, всякие ненужные сведения это мое проклятие, — он будто воспрял духом, снова эта легкая улыбка. — Не забудь найти меня, если вдруг решишь ехать с нами. Или если ты случайно узнаешь о другом подходящем молодом человеке, с которым мне стоило бы переговорить. — Дверь за ним закрылась.

* * *

Позвонили к обеду и коридоры заполнились слугами, несущими блюда и кресла. Когда я вошел в зале, мой посетитель был уже там; вместе с еще одним незнакомцем он стоял рядом с Ликомедом.

— Хиронид, — Ликомед сразу заметил меня. — Это Одиссей, правитель Итаки.

— Да хранят боги хозяев, — молвил Одиссей. — Только покинув тебя, я осознал, что так и не сказал своего имени.

А я не спросил оттого, что знал его. Это было промашкой, но не безнадежной. Я изумленно взглянул на него. — Так ты царь? — и пал на колени, наилучшим образом выражая почтительное смирение.

— Вообще-то, всего лишь царевич, — растягивая слова, проговорил третий, бывший с ними. — Царь — это я. — Я взглянул на говорившего — глаза у него были такого светлого коричневого цвета, что казались желтыми. Взгляд острый. Черную бороду он стриг коротко, что подчеркивало его жесткое лицо с будто вырубленными чертами.

— Это Диомед, царь Аргоса, — сказал Ликомед. — Спутник Одиссея. — И еще один жених Елены, хоть я и не помнил о нем ничего, кроме имени.

— Господин, — я склонился перед ним. Мне даже не пришлось опасаться, что он меня узнает — он уже отвернулся и не смотрел на меня.

— Ну что ж, — Ликомед указал на стол. — Прошу к трапезе.

За ужином к нам присоединились придворные Ликомеда, и я был рад затеряться среди них. Одиссей и Диомед по большей части не обращали на нас внимания, занятые беседой с царем.

— Как живется в Итаке? — учтиво спрашивал Ликомед.

— В Итаке хорошо, благодарю, — отвечал Одиссей. — Я оставил там жену и сына, оба в добром здравии.

— Спроси его о жене, — сказал Диомед. — Он обожает говорить о ней. Ты слышал о том, как он с ней встретился? Это его любимая история. — В тоне его была едва скрытая дразнящая насмешка. Сидящие вокруг меня бросили есть, ожидая, что будет дальше.

Ликомед посмотрел на обоих гостей, затем решился. — И как же ты встретил свою жену, царевич Итаки?

Если Одиссей и почувствовал неловкость, он этого не показал. — Благодарю за вопрос. Когда Тиндарей искал супруга Елене, соискатели прибыли изо всех краев. Уверен, ты это помнишь.

— Я уже был женат, — сказал Ликомед. — Я не поехал.

— Конечно. А эти были, боюсь, слишком молоды, — он послал мне улыбку, а потом снова повернулся к царю.

— Мне повезло прибыть прежде всех остальных. Царь пригласил меня трапезовать с его семейством — Еленой, ее сестрой Клитемнестрой и их двоюродной сестрою Пенелопой.

— «Пригласил», — глумливо проговорил Диомед. — Так, значит, называется, когда соглядатай подглядывает из зарослей папоротников?

— Уверен, царевич Итаки никогда не совершил бы подобного, — нахмурился Ликомед.

— К сожалению, именно это я и сделал. Но благодарю за доверие ко мне, — сердечно улыбнулся Одиссей. — Пенелопа-то и застигла меня. Сказала потом, что наблюдала за мной уже с час, и сочла, что стоит вмешаться прежде, чем я вытопчу все колючки. Конечно, возникла определенная неловкость, но тут поблизости случился Тиндарей и пригласил меня остаться. Так что к ужину я уже понял, что Пенелопа в два раза умнее своих двоюродных сестер и столь же красива. Так что…

— Столь же красива, как и Елена? — перебил Диомед. — Оттого ей уже сравнялось двадцать, а мужа все не было?

— Я уверен, ты не станешь вынуждать человека сравнивать его жену с другой женщиной не в пользу последней, — мягко ответил Одиссей.

Диомед закатил глаза и откинулся назад, сжав на миг зубами кончик ножа.

Одиссей снова повернулся к Ликомеду. — Так что, когда в продолжении нашей беседы выяснилось, что госпожа Пенелопа избрала меня…

— Уж конечно, не за твою внешность, — отметил Диомед.

— Конечно, нет, — согласился Одиссей. — Она спросила меня, какой свадебный подарок подарил бы я своей невесте. Брачное ложе, любезно ответил я, из лучшего каменного дуба. Но этот ответ ей не понравился. «Брачное ложе не должно быть из мертвого, сухого дерева, но скорее из чего-то живого и зеленого», — сказала она мне. «А если я смогу сделать такое? — спросил я. — Пойдешь за меня?» А она сказала…

Царь Аргоса недовольно фыркнул. — Мне уже тошно от этой байки про твое брачное ложе.

— Тогда не стоило предлагать мне ее рассказывать.

— Может, тебе стоило бы позаботиться о новых историях, чтобы, хрен его побери, я не повесился тут со скуки.