Песнь об Ахилле - [21]

Я покраснел. — Я о ней ничего не знаю.

— Ты отвечал не на тот вопрос, который я задал.

— Прошу прощения, учитель Хирон, — я не хотел сердить его. Он отошлет меня назад.

— Тут не за что прощать. Просто ответь.

Я чуть запнулся. — Да, я хотел бы научиться. Мне кажется, это пригодится, не правда ли?

— Это может очень пригодиться, — согласился Хирон. Он повернулся к Ахиллу, который следил за беседой.

— А ты, Пелид? Ты также думаешь, что медицина может пригодиться?

— Конечно, — сказал Ахилл. — Прошу не зови меня Пелидом. Когда я здесь, я просто Ахилл.

Что-то промелькнуло в темных глазах Хирона. Искра, почти веселье.

— Хорошо. Что из того, что есть тут, ты хотел бы изучить?

— Вот, — Ахилл указал на музыкальные инструменты, лиры и флейты, и семиструнную кифару. — Ты умеешь играть?

Взгляд Хирона был тверд. — Умею.

— И я умею, — сказал Ахилл. — Я слышал, ты обучал Геракла и Ясона, хоть пальцы их и не отличались проворством. Это так?

— Это так.

Это показалось мне невероятным — он знал Геракла и Ясона. Знал их детьми.

— Я хочу, чтобы ты обучал меня.

Взгляд Хирона смягчился. — Затем ты сюда и прислан. Я обучу тебя тому, что знаю сам.

* * *

Под лучами заходящего солнца Хирон провел нас через утесы, которые окружали пещеру. Он показал нам, где были логова горных львов[1], и где течет река, медленная и нагретая солнцем — там мы могли купаться.

— Искупайся, если желаешь, — он посмотрел на меня. Я-то и позабыл, что грязен, весь в поту и дорожной пыли. Прибрал пальцами волосы — там было полно песка.

— И я с тобой, — сказал Ахилл. Он сбросил тунику и мгновением позже я сделал то же самое. Вода на глубине была прохладной, но приятно прохладной. — Вон там, видите, вьюны. И окуни. А это рыбец, которого южнее вы уже не найдете. Его можно узнать по выгнутому рту и серебристому брюшку, — говорил Хирон с берега.

Его речь мешалась со звуком текущей по камням воды и сглаживала отчуждение между мной и Ахиллом. Твердость, спокойствие и сила в лице Хирона делало нас снова детьми, и внешний мир, кроме этой возни в воде и сегодняшнего ужина, просто исчез. Когда он был рядом, трудно помнить о случившемся на побережье. Даже наши тела казались меньше рядом с туловом и крупом кентавра. И как мы могли думать, что повзрослели?

Мы выбрались из воды, свежие и вымытые, осушая волосы в последних лучах солнца. Присев на мелководье, я с помощью камней отскреб свою тунику от грязи и пота. Пришлось походить нагишом, пока она не высохнет, но таково уж было влияние Хирона, что я об этом и не задумывался.

Мы возвращались за Хироном в пещеру с полувысохшими туниками, наброшенными на плечи. Время от времени он останавливался и указывал нам на следы зайцев, коростелей и оленей. Он сказал нам, что мы будем со временем охотиться на них и учиться распознавать их следы. Мы слушали, с охотой задавая вопросы. Во дворце Пелея был только наставник в игре на лире да еще иной раз сам Пелей, то и дело задремывающий на середине рассказа. Мы ничего не знали о лесных премудростях и многом другом, о чем нам поведал Хирон. Мысленно я вернулся к тем инструментам, которые видел на стене пещеры, к лечебным травам и врачебным орудиям. Хирургия, так он сказал.

Когда мы вернулись в пещеру, уже почти стемнело. Хирон задал нам простую работу — собрать хворост и развести огонь на расчищенном месте в устье пещеры. Когда огонь разгорелся, мы остались у костра, наслаждаясь его теплом — вечерний воздух уже холодал. Наши тела наполнила приятная усталость, они были тяжелы от дневных трудов. Усевшись, мы с удовольствием вытянули ноги. Говорили о том, что станем делать завтра, но разговор шел лениво, слова падали тяжело и медленно. На ужин снова было жаркое, с тонкими лепешками, которые Хирон готовил на бронзовых листах над огнем. На сладкое были ягоды и добытый в горах мед.

Огонь угасал, и мои глаза слипались в полудреме. Мне было тепло, а земля подо мной была мягка от мха и палой листвы. Я не мог поверить, что еще этим утром я проснулся во дворце Пелея. Эта маленькая площадка у костра, сверкающие стены пещеры казались более яркими, чем когда либо был для меня белый дворец.

Слова Хирона, когда он заговорил, заставили меня оцепенеть. — Должен сказать, твоя мать прислала мне послание, Ахилл.

Я ощутил, как Ахилл напряг мускулы. Мое горло сжалось.

— О… Что она сказала? — голос его был ровен и бесцветен.

— Она сказала, что если за тобой последует изгнанный сын Менетия, я должен удалить его от тебя.

Я сел, и все умиротворение разом пропало.

— Она сказала, почему? — равнодушно спросил Ахилл в темноту.

— Нет, этого она не сказала.

Я прикрыл глаза. По крайней мере, я не буду опозорен в глазах Хирона рассказом о том, что произошло тогда на берегу. Но утешением это было слабым.

Хирон продолжал: — Полагаю, тебе было известно ее мнение по этому поводу. Не люблю, когда меня обманывают.

Мое лицо вспыхнуло, и я порадовался, что вокруг темно. Голос кентавра звучал тяжелее, чем прежде.

Я прочистил горло, разом пересохшее. — Прошу простить, — расслышал я свой голос. — Это не вина Ахилла. Я пришел сам. Он не знал, что я приду. Я не думал… — тут я остановился, — я надеялся, она не заметит.