Песнь о зубре - [3]

Шрифт
Интервал

Не догоняешь — убито. И пусть пропадает,
Как и судьбе, ему воли своей не навяжешь.
Что же я медлю? Пора бы и делом заняться.
Страшно: ученых ничем удивить невозможно,
Все они знают — какие читают страницы!
Пусть и проверят по книгам, какой он по виду.
Но да известно им будет мое добавленье:
Тайна сокрыта в лесах, и о том напишу я,
Что не найдете ни в книгах, ни в грамотах древних.
Даже и Паулюс Диакон в своих «Лонгобардских деяньях»
Не говорит ничего о размерах зубриного тела,
Лишь сообщает, что шкура убитого зубра
Где-то служила подстилкой пятнадцати ловчим.
Я не пленялся ни видом рогов, ни размерами шкуры
В пуще, когда свежевать приходилось его на охоте.
Что ни скажи, а охотничьи тропы известны мне с детства,
Труд, и заботы, и бремя нелегкое жизни.
* * *
Край свой лесной я, писателям древним не равный,
Речь посполиту шагами своими измерил,
Сызмальства все постигал от отца-зверолова:
Тихо, с оглядкой прочесывать дебри лесные,
Зоркостью глаза зверей подмечать по берлогам
Так, чтобы зверь не почуял ни ухом, ни нюхом
Хитрой засады и вовремя с лежки не снялся.
Сколько потов он сгонял с меня в зимнюю стужу,
Копья метать заставляя с плеча при разбеге!
Сколько смертей перевидел я, лая собак переслышал
В детстве, пока меня, сына, учил полесовщик!
Я постигал, как сраженный медведь погибает,
Где и когда на кормежке задержатся вепри в дубраве,
Как на пугливых лосей расставлять хитроумные сети,
Чтобы, петлю не заметив, сохатый попался в ловушку.
Слышал и видел, как воздух пальба сотрясала,
Грузно, с урчаньем и хрипом, в снега оседала добыча;
Видел, как всадник в погоне мелькает сквозь чащу, и брызжет
Кровь из него на коня, и сугробы забрызганы кровью.
Вот при таких оборотах в лесном нашем крае
Часто был равен напарникам в трудном охотничьем деле.
Реки лесные, Днепра полноводного стрежень
Переплывал я верхом, доверясь коню и преследуя зверя.
Я бы, конечно, охотно остался в сторонке,
Но отставать от друзей на охоте считалось позором.
Сколько невзгод испытать довелось на литовской охоте,
Но, не хвалясь, говорю, был сноровист, находчив и ловок.
Вот только в этом искусстве я опытен не был,
Не поднимался, признаться, на эту вершину.
Так что щади, мой читатель, нестройные строки
Мужа лесного, коль скоро тебя беспокоит
Жажда познать и природу, и нравы редчайшего зверя.
Дело, однако, продолжим, которое начато было.
* * *
Хищным животным не ровня, свирепостью ж превосходя их,
Зубр для людей безопасен. Не тронешь его — не затронет,
Но неусыпно следит, как дозорный, за каждым движеньем;
Зверя смелее не сыщешь в лесном нашем крае.
Видишь, бывало, пасется спокойно, глазами ж
Зорко поводит, косит ими вправо и влево.
Ты притаился, охотник, казалось бы, скрыт за кустами —
Где там! Все видит. Ты глазом моргнул — замечает.
Шорох легчайший, нечаянно треснет сучок под ногою —
Сразу же уши свои навострит и напыжится, вздрогнет.
Если твой меч не блестит и копье не сверкает,
Смело иди у него на виду — не затронет.
Только, уставившись тупо, стоит неподвижно
И, не сморгнув, провожает, пока ты из виду не скрылся,
Шага не ступит, следит за твоим поведеньем.
Если ж случайно набрел на зубрицу с теленком —
Чуть шевельнешься, оружие схватишь в горячке —
Сразу ж взбесится, и лес оглашается рыком,
Знаком свирепого гнева: кто смеет тревожить?
Но если ты на попятную дал и укрылся,
Можешь уйти непомятым, он гнаться не станет.
В стаде телки — загляденье, резвятся, бодают друг друга,
Старым телицам испуг нагоняя игрою.
Ах, как понятлив он, зубр! Вот, к примеру, телята
С первого ж шага во всем матерям подражают:
Бегают следом, пасутся со старшими вместе,
Прыгают через завалы, опробуют рожки,
Зверя встречая иль мшистые пни в буреломе.
Так вот в игре и борьбе закаляют с младенчества тело;
Отдых и сон у них, право, едва ли бывают.
Хоть великан терпелив, но усилий немалых
Стоит ему укрощать свою жажду движений.
Любо глядеть, как он легок в стремительном беге
И по полянам лесным, и по тропкам болотным.
С места рванется, как будто пращою подброшен,
В ока мгновенье всем телом назад повернувшись,
Словит помет и стряхнет его тут же, чистюля,
И разметет до того, как он почвы коснется.
Но несравнимое зрелище в стаде зубрином —
Схватки быков из-за самок в бескровном сраженье.
Праздник Венеры проходит в разгар листопада
Каждую осень, и брачные шалости длятся
Больше недели. В период таких наслаждений
Слышится только, как всюду зазывно и нежно
Пуща мычит, и в ознобах земли еле слышно
Трепетным листом шуршат вековые дубравы.
Кто это видел и слышал, тот скажет, наверно, —
Музыка наших лесов сладкозвучнее лиры
И громового звучания труб и призывней и строже.
В хоре бесчисленных шорохов этот ведущий
Голос неистовой крови — ну что же милее?
Мне неизвестно, как долго живут они, зубры, —
Кто же считал долголетие дикого зверя?
Пишут, однако, что где-то отмечен был в стаде
Старый вожак двухсотлетний, приметный по гриве,
Черной, блестящей, с белесою проседью в челке.
Этой приметой его называли все стадо,
Если предания не лишены заблуждений,
Глаз потерял он при схватке и стал однооким.
Это возможно. С сомнительным правом вступают
Сильные в битву за власть и господство, и спора причина
Только с годами становится явной, хоть знаки

Рекомендуем почитать
История ромеев, 1204–1359

Главный труд византийского философа, богослова, историка, астронома и писателя Никифора Григоры (Νικηφόρος Γρηγοράς) включает 37 книг и охватывают период с 1204 по 1359 г. Наиболее подробно автор описывает исторических деятелей своего времени и события, свидетелем (а зачастую и участником) которых он был как лицо, приближенное к императорскому двору. Григора обнаруживает внушительную скрупулёзность, но стиль его помпезен и тенденциозен. Более чем пристальное внимание уделено религиозным вопросам и догматическим спорам. Три тома под одной обложкой. Перевод Р.


Флуар и Бланшефлор

Созданный около 1170 г. анонимный французский роман в стихах «Флуар и Бланшефлор» имеет очевидные византийские корни, демонстрируя тесные восточно-западные культурные взаимоотношения в эпоху Средневековья. Сюжет о любви сарацинского принца Флуара и пленницы-христианки Бланшефлор расцвечен изящными описаниями восточных городов; шумных торгов и диковинных товаров; двора эмира вавилонского; захватывающих рыцарских поединков.


Жемчужина

В сборник средневековых английских поэм вошли «Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь» — образец рыцарского романа, «Сэр Орфео» — популяризованная версия того же жанра и «Жемчужина» — философская поэма в жанре видения. Каждый перевод предваряется текстом оригинала. В виде приложения печатается перевод поэмы-проповеди «Терпение». Книга позволяет заполнить еще одно белое пятно в русских переводах средневековой английской словесности.


Кудруна

Созданная в XIII в., поэма «Кудруна» («Гудруна») занимает место в одном ряду с «Песнью о Нибелунгах» – прославленным эпосом немецкого Средневековья.В дошедшем до нас виде она облечена в форму семейного предания. Вначале говорится об ирландском короле Гере и его жене Уте, родителях Зигебанда. После смерти отца Зигебанд женится на норвежской королеве. У них родится сын Хаген. В детстве он был унесен грифом на дикий остров, где провел несколько лет. Описано его возвращение на родину, женитьба. У супружеской четы родится дочь, которую в честь матери назвали Хильдой.


История жизни пройдохи по имени Дон Паблос, пример бродяг и зерцало мошенников

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


История хитрого плута, лиса Рейнарда

«История хитрого плута, Лиса Рейнарда» — единственная прозаическая версия «Романа о Лисе», эпохального произведения длиною в двадцать тысяч строк, появившегося в конце XII — начале XIII века. Она была написана и опубликована Уильямом Какстоном, который привез первый печатный станок на Британские острова, и стала одним из первых образцов подлинного «pulp-fiction». Спустя пять с полтиной сотен лет «История хитрого плута, Лиса Рейнарда», адресованная занятому междоусобными войнами читателю, не менее актуальна, чем во времена Алой и Белой розы.