Песнь любви - [50]

В начале следующего года я услышал, что открывают ворота, и увидел, что люди внесли хлебцы, муку и сахар. Я захотел выйти, но она сказала мне: «Потерпи до вечерней поры, и как вошел, так и выйди». И я прождал до вечерней поры и хотел выйти, испуганный и устрашенный, как вдруг она говорит: «Клянусь Аллахом, я не дам тебе выйти, пока не возьму с тебя клятву, что ты вернешься сегодня ночью — раньше, чем запрут ворота».

Я согласился, и она взяла с меня верные клятвы мечом, священным списком и разводом, что вернусь к ней до закрытия ворот. Потом я вышел от нее и отправился в тот сад, где встретился с дочерью Далилы-Хитрицы. Ворота его были открыты, как всегда, и я рассердился и сказал про себя: «Целый год я отсутствовал и вот внезапно пришел и вижу, что здесь открыто, как прежде. Обязательно войду и погляжу, прежде чем пойду к своей матери. Теперь ведь время вечернее». И я вошел в сад и шел, пока не пришел в ту комнату, а там увидел, что дочь Далилы-Хитрицы сидит, положив голову на колени, и цвет ее лица изменился, и глаза впали. Когда я вошел, она сказала: «Слава Аллаху за спасение!» — и хотела подняться, но упала от радости.

Тогда я устыдился ее и опустил голову, а потом подошел к ней, поцеловал и спросил: «Как ты узнала, что я приду к тебе сегодня вечером?». А она ответила: «Я не знала об этом. Клянусь Аллахом, вот уж год, как я не ведаю вкуса сна и не вкушаю его! Каждую ночь я бодрствую в ожидании тебя, и это со мною случилось с того дня, как я дала тебе платье из новой ткани и ты обещал, что сходишь в баню и придешь, но не вернулся. Я просидела, ожидая тебя, первую ночь и вторую ночь, и третью ночь, а ты пришел только сейчас — после такого долгого времени. Я постоянно жду твоего прихода, таково уж дело влюбленных. Я хочу, чтобы ты рассказал мне, почему ты отсутствовал весь этот год».

И я рассказал ей. И когда она узнала, что я женился, ее лицо пожелтело. А потом я сказал: «Я пришел к тебе сегодня вечером и уйду раньше, чем взойдет день». И она воскликнула: «Недостаточно ей того, что она устроила с тобой хитрость и вышла за тебя замуж, заточив у себя на целый год! Она еще взяла с тебя клятву разводом, что ты вернешься к ней этой ночью, раньше наступления дня, и ее душа не позволяет тебе повеселиться у твоей матери или у меня! Ей нелегко принять, что ты проведешь у кого-нибудь из нас одну ночь, вдали от нее! Так каково же той, от кого ты ушел на целый год, хотя я узнала тебя раньше, чем она. Но да помилует Аллах дочь твоего дяди, Азизу! С ней случилось то, что не случилось ни с кем, и она вынесла то, что никто не вынес, и умерла обиженная тобою. А это она защитила тебя от меня. Я думала, что ты меня любишь, и отпустила тебя, хотя могла не дать тебе уйти целым и с жирком. Я была в силах тебя заточить и погубить».

И она горько заплакала, и разгневалась, и, ощетинившись, посмотрела на меня гневным взором. Когда я увидел ее такою, у меня затряслись поджилки. А потом она сказала: «Нет мне больше от тебя проку, после того как ты женился и у тебя появился ребенок! Ты не годишься для дружбы со мною, так как мне будет польза только от холостого, женатый же мужчина не приносит нам никакой пользы. Ты продал меня за этот вонючий пучок цветов! Клянусь Аллахом, я опечалю через тебя ту распутницу, и ты не достанешься ни мне, ни ей!».

Потом она издала громкий крик, и не успел я очнуться, как пришли десять невольниц и бросили меня на землю. Когда же я оказался у них в руках, она поднялась, взяла нож и воскликнула: «Я зарежу тебя, как режут козлов, и это будет тебе самым малым наказанием за то, что ты сделал со мною и с дочерью твоего дяди раньше меня».

И был я в руках ее невольниц, и щеки мои были испачканы пылью, и точили рабыни нож — и все это уверило меня в неминуемой смерти, тогда воззвал я к этой женщине о помощи, но она стала лишь еще более жестока и приказала невольницам скрутить меня. И те скрутили меня и, бросив на спину, сели мне на живот и схватили меня за голову. Две из них сели мне на колени, а две другие взяли за руки. Сама же она встала с двумя невольницами и приказала им бить меня. И они били меня, пока память не покинула меня и пока не ослаб мой голос. Когда же я очнулся, то сказал про себя: «Поистине умереть зарезанным лучше и легче, чем эти побои!» Тогда вспомнились мне слова дочери моего дяди, которая говорила: «Да избавит тебя Аллах от ее зла!». И стал я кричать и плакать, пока не прервался мой голос и не осталось у меня ни звука, ни дыхания. Потом женщина наточила нож и сказала невольницам: «Обнажите его!».

Вдруг владыка небесный внушил мне произнести те слова, которые завещала мне дочь моего дяди, и я воскликнул: «О госпожа, разве ты не знаешь, что верность прекрасна, а измена дурна?».

Услышав это, она воскликнула: «Да помилуй тебя Аллах, о Азиза! Да воздаст тебе Аллах за юность раем! Клянусь Аллахом, твоя сестра была тебе полезна и при жизни и после смерти и спасла тебя от моих рук при помощи этих слов. Но я не могу отпустить тебя просто так и непременно должна оставить на тебе след, чтобы причинить горе этой распутнице и срамнице, которая отобрала тебя у меня», — и она крикнула невольницам, велев им связать мне ноги веревкой, после чего приказала: «Сядьте на него верхом!». И они это сделали, а она ушла и вернулась с медной сковородкой. И подвесила ее над жаровней с огнем, и налила туда масла, и поджарила в нем серу. Потом подошла ко мне, а я был без чувств, и распустила на мне одежду, и перевязала мои срамные части веревкой и подала ее двум невольницам, сказав: «Тяните!». И они потянули, а я потерял сознание. От сильной боли я оказался в другом, нездешнем мире, а она пришла с железной бритвой и оскопила меня, и стал я точно женщина. Потом она прижгла место отреза и натерла его порошком. Я же все время был без памяти, а когда пришел в себя, кровь уже остановилась.