Песчаная жизнь - [8]

Раздается звон разбиваемого стекла, в комнату влетает массивный булыжник.

— Бля! Ты что охренел! — подлетаю я к окну. Смотрю во двор. Там никого нет, только ветер тащит по земле лист газеты. Испуганно, поджав хвост, пробегает мимо собака, шмыгает под арку.

Небо серое. Неприветливое. Бабушка храпит за стеной. В комнате быстро становится холодно. Меня пробирает дрожь.

Вздрагиваю от телефонного звонка.

— Алло!

— Алло! Алло! Сын!

— Папа?!

— Слышишь меня? Как вы там?

— Хорошо папа! Все хорошо! Как ты! Мы очень скучаем!

— У меня все отлично! Мы сейчас у берегов Аргентины! Скоро уже поплывем домой!

— Папа, как погода? Хотя плевать… Сейчас позову бабушку!

— Сын, как ты? Как учеба? Я не слышу тебя! Как бабушка? Дима! Я не слышу…

Связь обрывается. Слушаю, сжав судорожно трубку, короткие гудки. Жду. Жду чуда! Так хочется опять слушать отца, его взволнованный и радостный голос. Я понимаю, что невероятно по нему скучаю, по щекам текут слезы. Я не замечаю, я пытаюсь между коротких гудков поймать его голос.

— Папа, я так по тебе скучаю…

Комната усыпана осколками. Телефонная трубка захлебнулась гудками. Бабушка спит. Я сползаю на пол, и у меня начинается истерика. Слезы душат меня.

— Я так по вам скучаю…

Мне было шесть, когда умерла мама. Я ничего не понимал. Совсем ничего. Мне только сказали:

— Мама улетела на небо.

Но не настолько я был мал.

— Мама умерла?

— Да.

Вокруг меня были незнакомые все люди, они меня гладили по голове и повторяли:

— Бедный мальчик…

— Почему мама умерла? — допытывался я.

— Она болела и умерла.

— Почему врачи её не вылечили? — не успокаивался я.

Я не плакал. Был серьезен, сосредоточен, требователен к ответам.

А они все повторяли:

— Бедный мальчик.

Я смотрел на маму. Она, закрыв глаза, лежала неестественно вытянувшись, была ненастоящей. Я еще сомневался, но, когда мне сказали поцеловать её в лоб, перед тем, как её начнут засыпать землей, под губами я почувствовал что-то очень холодное и твердое. Как лед. Я заплакал. Заплакал от ужаса.

Они шептали вокруг все одно и тоже:

— Бедный… бедный…

А я точно знал, что меня обманули. Что это не может быть моей мамой. И я очень боялся то, что закапывали. Я обхватил ноги отца, вжался в них и дрожал. И требовал:

— Я хочу к маме! Пустите маму ко мне.

Мне казалось, что её не пускают эти все люди. Я рыдал от ненависти к ним.

Смотрите, вот фотография. Я сижу рядом с мамой. В руках у меня шариковая ручка, я рисую самолеты со звездами на крыльях, но теперь отвлекся и смотрю в объектив. Улыбаюсь. Улыбается мама. Мы улыбками очень похожи, овал лица, глаза — мамины, нос — папин. Мама чистит картошку и бросает её в кастрюлю с водой, картошка, падая, брызгается, капли взрывают мои самолеты. За нашими спинами, посмотрите, видны — старые часы с кукушкой, часть окна, занавески, тюль с крупными изображениями ромашек. Мама в домашнем халате. Я в оранжевой пижаме. Фотография черно-белая.

Еще есть аудио пленка.

— Мама, я хочу риса.

— Больше ты ничего не хочешь?

— Мама, я хочу риса!

— Расскажи лучше стишок.

— Какой стишок! Какой еще стишок! Я усе скагал (коверкаю слова).

— Не балуйся! Вот на елку пойдешь — что ты будешь рассказывать Деду Морозу?

— Вырастала елка!!!

— И все?

— Всё!

— Ну и подарка не получишь! Вот прошлый раз только благодаря мне ты получил котика!

— У меня уже был такой котик, не надо мне два таких котика…

— Ы-ы! Поплачь…

— Ты! Поплачь!

— А если Лена придет, что ты ей скажешь?

— Лена, покажи калена!.. Писать хочу!

— Давай, пописай в баночку.

(журчащий звук)

— А-а-а… — блаженный вздох.

— А теперь покакай, — смех.

— Риса хочу!

Приходит Большой Айвар, чуть ли не силой вытаскивает меня на улицу, спасает от накатившей тупой меланхолии. Идем к Маленькому Айвару. Берем с собой его собаку, зовут её Герда, парода «коли», добрая и неповоротливая, идем в парк Мажвидаса, материмся, пошлим, разглядываем впереди идущие задницы, у меня выпытывают подробности моего соития с Даной, я бессовестно вру, со смехом имитирую, как она вскрикивает в экстазе, а самому мерзко и печально. По-прежнему, пасмурно.

5.

Последняя фишка — спать по два часа в сутки. Ночью либо рисую, либо читаю. Собственно не важно, чем ты занимаешься, главное ради чего ты себя мучаешь — это тишина в квартире, в городе. Человеческое существование невероятно захламлено звуками. Только ночью словно снимаешь с себя грязные одежды, слоняешься голый из комнаты в комнату, разглядывая себя в черно-белые зеркала. Ты возбужден и беззвучен, расправляет крылья черная уродливая летучая мышь. Перелетает с места на место. Пытаешься поймать её взглядом, но видишь только краешком глаза. Запираешься в ванной. Долго смотришь на себя в зеркало, глаза в глаза, в тебе и намека нет на сон. Маешься.

Просыпаюсь с рассветом. Смотрю, сидя на кухне, как светлеет воздух, и ползут длинные тени. Небо сильное, краски еще не разбавлены дневной суетой, солнце испаряется. Скребет асфальт метла печального дворника. Завариваю кофе, пью медленно, не спеша. Поднимается бабуль, звуков все больше и больше, звенят кастрюли, бьются и пищат водопроводные трубы, дом просыпается. На лестничной площадке уже слышны перебирающие ступени шаги — шуршат подошвы.