Песчаная жизнь - [8]
Раздается звон разбиваемого стекла, в комнату влетает массивный булыжник.
— Бля! Ты что охренел! — подлетаю я к окну. Смотрю во двор. Там никого нет, только ветер тащит по земле лист газеты. Испуганно, поджав хвост, пробегает мимо собака, шмыгает под арку.
Небо серое. Неприветливое. Бабушка храпит за стеной. В комнате быстро становится холодно. Меня пробирает дрожь.
Вздрагиваю от телефонного звонка.
— Алло!
— Алло! Алло! Сын!
— Папа?!
— Слышишь меня? Как вы там?
— Хорошо папа! Все хорошо! Как ты! Мы очень скучаем!
— У меня все отлично! Мы сейчас у берегов Аргентины! Скоро уже поплывем домой!
— Папа, как погода? Хотя плевать… Сейчас позову бабушку!
— Сын, как ты? Как учеба? Я не слышу тебя! Как бабушка? Дима! Я не слышу…
Связь обрывается. Слушаю, сжав судорожно трубку, короткие гудки. Жду. Жду чуда! Так хочется опять слушать отца, его взволнованный и радостный голос. Я понимаю, что невероятно по нему скучаю, по щекам текут слезы. Я не замечаю, я пытаюсь между коротких гудков поймать его голос.
— Папа, я так по тебе скучаю…
Комната усыпана осколками. Телефонная трубка захлебнулась гудками. Бабушка спит. Я сползаю на пол, и у меня начинается истерика. Слезы душат меня.
— Я так по вам скучаю…
Мне было шесть, когда умерла мама. Я ничего не понимал. Совсем ничего. Мне только сказали:
— Мама улетела на небо.
Но не настолько я был мал.
— Мама умерла?
— Да.
Вокруг меня были незнакомые все люди, они меня гладили по голове и повторяли:
— Бедный мальчик…
— Почему мама умерла? — допытывался я.
— Она болела и умерла.
— Почему врачи её не вылечили? — не успокаивался я.
Я не плакал. Был серьезен, сосредоточен, требователен к ответам.
А они все повторяли:
— Бедный мальчик.
Я смотрел на маму. Она, закрыв глаза, лежала неестественно вытянувшись, была ненастоящей. Я еще сомневался, но, когда мне сказали поцеловать её в лоб, перед тем, как её начнут засыпать землей, под губами я почувствовал что-то очень холодное и твердое. Как лед. Я заплакал. Заплакал от ужаса.
Они шептали вокруг все одно и тоже:
— Бедный… бедный…
А я точно знал, что меня обманули. Что это не может быть моей мамой. И я очень боялся то, что закапывали. Я обхватил ноги отца, вжался в них и дрожал. И требовал:
— Я хочу к маме! Пустите маму ко мне.
Мне казалось, что её не пускают эти все люди. Я рыдал от ненависти к ним.
Смотрите, вот фотография. Я сижу рядом с мамой. В руках у меня шариковая ручка, я рисую самолеты со звездами на крыльях, но теперь отвлекся и смотрю в объектив. Улыбаюсь. Улыбается мама. Мы улыбками очень похожи, овал лица, глаза — мамины, нос — папин. Мама чистит картошку и бросает её в кастрюлю с водой, картошка, падая, брызгается, капли взрывают мои самолеты. За нашими спинами, посмотрите, видны — старые часы с кукушкой, часть окна, занавески, тюль с крупными изображениями ромашек. Мама в домашнем халате. Я в оранжевой пижаме. Фотография черно-белая.
Еще есть аудио пленка.
— Мама, я хочу риса.
— Больше ты ничего не хочешь?
— Мама, я хочу риса!
— Расскажи лучше стишок.
— Какой стишок! Какой еще стишок! Я усе скагал (коверкаю слова).
— Не балуйся! Вот на елку пойдешь — что ты будешь рассказывать Деду Морозу?
— Вырастала елка!!!
— И все?
— Всё!
— Ну и подарка не получишь! Вот прошлый раз только благодаря мне ты получил котика!
— У меня уже был такой котик, не надо мне два таких котика…
— Ы-ы! Поплачь…
— Ты! Поплачь!
— А если Лена придет, что ты ей скажешь?
— Лена, покажи калена!.. Писать хочу!
— Давай, пописай в баночку.
(журчащий звук)
— А-а-а… — блаженный вздох.
— А теперь покакай, — смех.
— Риса хочу!
Приходит Большой Айвар, чуть ли не силой вытаскивает меня на улицу, спасает от накатившей тупой меланхолии. Идем к Маленькому Айвару. Берем с собой его собаку, зовут её Герда, парода «коли», добрая и неповоротливая, идем в парк Мажвидаса, материмся, пошлим, разглядываем впереди идущие задницы, у меня выпытывают подробности моего соития с Даной, я бессовестно вру, со смехом имитирую, как она вскрикивает в экстазе, а самому мерзко и печально. По-прежнему, пасмурно.
Последняя фишка — спать по два часа в сутки. Ночью либо рисую, либо читаю. Собственно не важно, чем ты занимаешься, главное ради чего ты себя мучаешь — это тишина в квартире, в городе. Человеческое существование невероятно захламлено звуками. Только ночью словно снимаешь с себя грязные одежды, слоняешься голый из комнаты в комнату, разглядывая себя в черно-белые зеркала. Ты возбужден и беззвучен, расправляет крылья черная уродливая летучая мышь. Перелетает с места на место. Пытаешься поймать её взглядом, но видишь только краешком глаза. Запираешься в ванной. Долго смотришь на себя в зеркало, глаза в глаза, в тебе и намека нет на сон. Маешься.
Просыпаюсь с рассветом. Смотрю, сидя на кухне, как светлеет воздух, и ползут длинные тени. Небо сильное, краски еще не разбавлены дневной суетой, солнце испаряется. Скребет асфальт метла печального дворника. Завариваю кофе, пью медленно, не спеша. Поднимается бабуль, звуков все больше и больше, звенят кастрюли, бьются и пищат водопроводные трубы, дом просыпается. На лестничной площадке уже слышны перебирающие ступени шаги — шуршат подошвы.
Роман Юлии Краковской поднимает самые актуальные темы сегодняшней общественной дискуссии – темы абьюза и манипуляции. Оказавшись в чужой стране, с новой семьей и на новой работе, героиня книги, кажется, может рассчитывать на поддержку самых близких людей – любимого мужа и лучшей подруги. Но именно эти люди начинают искать у нее слабые места… Содержит нецензурную брань.
Автор много лет исследовала судьбы и творчество крымских поэтов первой половины ХХ века. Отдельный пласт — это очерки о крымском периоде жизни Марины Цветаевой. Рассказы Е. Скрябиной во многом биографичны, посвящены крымским путешествиям и встречам. Первая книга автора «Дорогами Киммерии» вышла в 2001 году в Феодосии (Издательский дом «Коктебель») и включала в себя ранние рассказы, очерки о крымских писателях и ученых. Иллюстрировали сборник петербургские художники Оксана Хейлик и Сергей Ломако.
В каждом произведении цикла — история катарсиса и любви. Вы найдёте ответы на вопросы о смысле жизни, секретах счастья, гармонии в отношениях между мужчиной и женщиной. Умение героев быть выше конфликтов, приобретать позитивный опыт, решая сложные задачи судьбы, — альтернатива насилию на страницах современной прозы. Причём читателю даётся возможность из поглотителя сюжетов стать соучастником перемен к лучшему: «Начни менять мир с самого себя!». Это первая книга в концепции оптимализма.
Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.
Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.
Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.