Первый великоросс - [11]

— Бежи-и-им! — вскрикнул Щек, и ребята с ледяными спинами рванули к реке за спасением. Попрыгали в лодку, больно ударяясь костяшками о борта и скамьи. Причалив к своему берегу, услышали сверху крик матушки Щека и приготовились получить хворостиной по задам.

— Лодку привяжите, неслухи! — визжала всполошенная отсутствием ребят женщина. — Сколько раз говорить: неча шастать на том берегу!..

Когда все то было!.. Светя и Щек давно уже выросли и стали матерыми мужиками. Прошла пора первых молодецких сходбищ и утех. Правду сказать, ближайшие люди были опасны, а неопасные — далеки. И прежде чем пойти на поиск Ляли дважды поостережешься: раз — ближайших людей, два — далекого пути. Например, Светя во избежание беды все чаще и чаще стал оставаться дома. Но брат его, не в силах киснуть у печи, пытал удачу по округе, чем лишал покоя родных. Братья выросли разными людьми.

* * *

— Через два лета увидите, парни: стану первым охотником в округе! — поднявшись с мостков, говорил шедшим за ним ребятам Малк. — Буду ловить Индрика в лесу, а печенегов в поле.

— Где ж ты их возьмешь, браток? — усмехнулся Щек, закрывая за ребятами ворота. Ярик и Птарь вопросительно посмотрели на взрослого брата.

— Малк — большой храбрец! — быстро встряла Стреша. — Он медведя в лесу не убоится и Индрика не испугается! — продолжала она смело, защищая Малка.

— А кто из вас видел Индрика? — спросил Светя, подошедший от лабаза к оживленной ватаге. Ребята молчали, поглядывая на обоих старших братьев и ожидая продолжения. Первым высказался энергичный Щек:

— Я всю жизнь тут живу, а Индрика не встречал. Только слышал выдумки от стариков.

— А они слыхивали об нем в Киеве! — насмешливо поддержал Светя и, усмехнувшись, продолжил:

— Может, он в Киеве и сейчас живет. И все едут на него посмотреть… Среди нас тоже встречаются такие, что не прочь проведать, как там Индрик поживает…

— И сказки про себя сочиняет, чтоб нас тут, одиноких и сирых, пугать! — не без ехидства дополнил Щек. — Есть средь нас и таковые, коих калачом не сманить к страшным человекам в городах, что непременно ходят в приятелях у того Индрика.

От души засмеявшийся Светя тем самым показал, что оценил находчивость Щека в удачном продолжении шутки, а после предположил:

— Скоро Щек заберет с собой Малка, поедут оне в Киевщину, изловят там Индрика-зверя и привезут его к нам на двор…

Малк взглянул на Светю с надеждою, что тот говорит правду.

— Привезем Индрика, привяжем на цепь возле ворот и не только людей, но и некошного впредь не увидим! — заверил Щек.

— А что, в людях меньше худого, чем в черте? — спросил подошедший от дома к оживленной компании Некоша. То был неродной старик. Услыхав оживленный пересуд, в котором почти буквально поминалось его имя, он не мог остаться в стороне:

— Зачем в Киев-то? Ехайте в Любеч или Чернигов! Нечистой силы и там насмотритесь — хоть ведерной корчагой себе в мошну наливай и уноси. Никто и платы не возьмет за вредность ту!

Щек потупил свои глаза с прищуром, а Стреша молнией задала вопрос:

— Некоша, а ты видал Индрика?

Дряхлый дед принялся с большой охотой пояснять, что Индрика придумали сами люди — дабы поделиться меж собой на волков и зайцев, храбрецов и простокваш. Некоша поглядывал на Щека и Светю — для них в первую очередь вел он свою повесть. Но старшие братья, умиленно отведя глаза, разошлись по делам.

— Говори, дедушка! — голосила ребятня. Малк, Птарь, Ярик, Стреша одергивали рукава и полы старческого зипуна, и Некоша, позабыв о старших братьях, увлеченно продолжил:

— Вся нечисть придумана киевлянами — от лукавства ума, от хотения властвовать. Хотение то дюже походит на чертов огонь!.. Здесь, в нашей земле, народ редко расселен и друг к другу не лезет. Потому — незачем пугать соседа. Наоборот — в наших краях скорей с помощью к нему идут… А в великом граде человек со своим горем идет за утешением к соседу. Расскажет про беду свою, которую поимел от другого соседа. Тот сосед, что призван в утешители, начинает наперво измышлять свою корысть: помочь этому или тому? Ну и бередит горе пришедшего…

Ребята мало вникали в толк Некошиных повествований, но слушали внимательно, совершенно доверяя убежденной мудрости старика. Дед, видя интерес в глазах детей, завершил мысль:

— Меньше народа— стало, меньше склок!.. В большом городе людин причеченится и пойдет рассказывать то да се половине посада, и это будет его плата за услышанное им от них. Что та рюха, не знающая своего рода-племени!.. Вот ты, Птарь, побежишь доносить поречным, что, например, Светя через волю матери выехал в Киев за княжьим прокормом?

— Нет, ни в жизни, ни в смерти — никогда не скажу! — возгорелся самый младший, выходя грудью на сгорбленного Некошу.

— А разве Светя может уехать? — испугался Ярик.

— Зачем же говорить о таком поречным? Ведь придут и заберут к себе в рабыничи! — возмутился Малк.

— А затем, что Птарь — самый младший, а измена сделает его у поречных возжицей для вас всех!

Чистые делами и помыслами ребята недоумевали: как такому произойти?

— Да ты дуришь, что ли, деда? — почти плакал Птарь. И для остальных сказанное стариком было неприятной диковиной. И догадки черные роились, что где-то такое случается. Например, в Киеве, где Некоша когда-то жил…