Первый снег - [2]

– Ты рассуждаешь как человек, не так как мы здесь. То, что тебе привычно и понятно у вас там, здесь имеет другой смысл. Это трудно понять, к этому надо прийти. К сожалению, я не смогу тебе объяснить всей разницы. Представь себя на минутку яичным желтком, будущим цыпленком, который еще не вылупился из яйца, и при этом я буду объяснять тебе, что такое мать, отец, дождь, зерно, зеленая трава, солнце на небе или первый снег. Разве пчела, собирающая мед, знает о существовании и помыслах пасечника? У тебя нет средств понимания того, что я мог бы тебе рассказать.

– Ты не ответил на мои вопросы.

– Я не могу на них ответить, для каждого есть свой ответ, свое решение.

– Ну хорошо, ответь хотя бы на один: я свободен от рождения или нет?

– Все люди свободны, по крайней мере, рождаются свободными, а в цепи заковывают они себя сами.

– А почему ты не спросишь, хочу ли я пройти это испытание жизнью? Увидеть другой мир, куда опять меня пригласят без моего согласия.

– Пригласят, если пройдешь путь, а принять или нет, все зависит от тебя. Пустота всегда кажется глубже, чем есть на самом деле, у нее всегда есть начало и есть конец. Безгранична только любовь и доброта. С того момента, как появится на свет, человек предоставлен самому себе, и он знает, что за стремлением выжить любой ценой стоит понимание того, что за цену эту надо будет платить. Твои поступки идут вместе с тобой, движут тобой, направляют тебя, ставят тебя перед выбором принимать решения, приводящие тебя в итоге к какому-то результату, и дело вовсе не в том, что выиграет – хорошее или плохое, а совсем в другом.

– В чем же это? Я всегда думал, что должно победить либо тело, либо дух, и потом, все в разных условиях, кто-то беден, а кто-то богат, кто-то умен, кто-то нет, люди слишком разные и поступают по-разному даже в абсолютно одинаковых ситуациях.

– Нет. Это не совсем так. Победа одного – это всегда поражение другого. Нет абсолютного добра или абсолютного зла, ты сам это знаешь. Человека должно привести к внутреннему согласию – примирению, взаимным уступкам, пониманию самого себя, и нет ничего плохого в том, что одни умнее других или одни успешнее, а другие нет. Дело в поступках, в тех, что умный обязан понять свое преимущество и обратить его в том числе и в пользу других, сострадать ближнему как себе, сильный не должен использовать преимущества во вред слабым, богач не должен угнетать бедных, превращая свое преимущество в инструмент подавления, все это очень просто и миллионы раз уже сказано. Ты не первый, кто здесь, и не последний, и каждый в меру своего понимания пытается донести до остальных услышанное. Те лестницы, которые ты видел и по которым поднимаются сюда, они разной длины для каждого, хотя кажутся одинаковыми со стороны, и многие не проходят этот путь, срываясь вниз и становясь кучей ненужного хлама.

– А как узнать, когда уступить, а когда нет, когда отказаться, а когда пойти на встречу? Это ведь сложно.

– А ты слушай свое сердце, не дай ему стать глухим.

Учитель задумался, откуда-то появилось острое чувство голода, и тут он вспомнил, что давно не ел.

– У тебя нет тут ничего поесть?

– Есть. – Махмуд встал из-за стола и вышел из комнаты, вскоре он вернулся с тарелкой, наполненной разными сладостями, и положил на стол. Учитель взял кусок халвы и надкусил.

– Совсем даже невкусно, – сказал он, – тут нет ничего другого?

– Не забывай, здесь другой мир, – ответил, усмехнувшись, Махмуд, – и вообще, тебе надо назад…

– Есть пульс! Дышит, – сказал кто-то, и через мутную пелену учитель разглядел увидел склонившихся над ним людей в медицинских масках.

– Уф-ф-ф, – сказал один из них, – я уже думал, все! Давайте его в палату и подключите контрольную аппаратуру. Постепенно он приходил в себя, вспоминая, что неделю назад лег в эту клинику, где ему должны были сделать операцию. Через полчаса его перевезли в свою палату, и врач, который ставил ему капельницу, рассказывал медсестре о том, что учитель родился в рубашке и редко кто после одиннадцати минут клинической смерти приходит в сознание, а тут прямо случай для медицинского журнала, затем проверил датчики на запястьях и на груди, поцокал языком, потрогав заживавшие шрамы на груди, и ушел. Он огляделся, заметил, что в палате еще несколько коек с больными подключенными к медицинской аппаратуре. Ему хотелось есть, и когда пришла медсестра с теплым куриным бульоном, в котором совершенно не было соли, и в который в другое время добавил бы хотя бы щепотку, прежде чем приступить к еде, он тем не менее с удовольствием съел все и заснул.

Утром во время обхода его лечащий врач отметил заметное улучшение состояния пациента и обещал учителю, что если все так будет идти и дальше, то через пару недель его можно будет выписать домой. И добавил: «А ты счастливчик, в рубашке родился. Мало того, что мы удалили полтора метра кишок, перенес клиническую смерть, а теперь выздоравливаешь с опережением графика».

– Домой? – подумал учитель. – Был бы он у меня, наверное, раньше выписался бы, но мне в принципе некуда идти и не к кому. – Но, чтобы не смущать врача, поблагодарил его за квалифицированно проведенную операцию.