Первый Рубикон - [6]

—Не этих ли бедняг занес в свои списки Сулла? — вздохнул всадник.

—Вряд ли!.. — возразили ему.— На это Сулле понадобилась бы не одна ночь...

—И что медлят наши отцы-сенаторы! — в отчаянии простонал кто-то.

—Сопротивляются... Иначе Сулла давно бы уже вышел из храма с видом победителя.

Знать еще остались в сенате уважающие себя римляне. И вообще...

Массивные тяжелые двери храма открылись, и говоривший осекся на полуслове.

Цезарь вытянулся, приподнимаясь на носки. Но вместо ожидаемого Суллы увидел насупленного сенатора, из тех, которого он никогда не видел в доме Мария. Сенатор высоко поднял руку и, давая знак легионеру, резко опустил ее. Воин побежал к цирку и исчез за его дверью. Спустя несколько мгновений, над Марсовым полем поднялся душераздирающий вопль, к нему присоединился другой, десятки, сотни!..

—Что это? — спросил побледневший всадник, но его слова остались без ответа.

Цезарь широко открытыми глазами смотрел в ту сторону, где за стенами цирка легионеры расправлялись с безоружными пленными. Сенатор нырнул в храм, то ли нарочно, то ли случайно позабыв закрыть двери. Едва стих последний вопль, стоящие перед храмом люди услышали насмешливый голос Суллы:

—Слушайте меня внимательно, отцы-сенаторы, и не беспокойтесь по поводу того, что происходит снаружи: там просто дают по моему приказу урок кучке негодяев!

Двери храма медленно закрылись.

—Все, — выдохнул всадник. — Теперь Сулла—диктатор!

Он махнул рукой и побрел прочь от храма.

Следом за ним потянулись остальные. Дойдя до форума, Цезарь увидел толпу людей, которая стояла перед объявлением, вывешенным на стене одного из домов.

—Что это? — спросил он у крайнего римлянина.

—Проскрипции! — коротко ответил тот.

—Что-что? — не понял Цезарь и услышал в ответ красноречивое: 16 —Смерть.

Приглядевшись, он отметил, что почти все объявление состоит из перечня фамилий. В нескольких словах Сулла обещал подарки тем, кто убьет приговоренных им к смертной казни; деньги тому, кто донесет на них; наказание, кто укроет приговоренных. А потом шли фамилии, фамилии, фамилии. Одних только сенаторов Цезарь насчитал не меньше сорока. А всадников — со счета сбился...

Вдруг отчаянный крик, похожий на тот, что Цезарь слышал совсем недавно на Марсовом поле, резанул уши. На этот раз взывал о помощи один человек, выбежавший из того самого дома, на стене которого висели списки. Никто из толпы не сдвинулся с места. Все, словно оцепенев, глядели вслед несчастному, за которым бежало сразу несколько воинов. Настигли его. Блеснул меч.

—Вот она, истинная "свобода", дарованная Суллой римскому народу! — вздохнул кто-то.

—Теперь сенаторы станут завидовать своим рабам!..

Цезарь вздрогнул. Стал внимательно изучать аккуратные столбцы фамилий. К счастью, среди них не было имен тетки, матери, сестры, его с Корнелией. Выбравшись из толпы, он быстрым шагом направился по улице, ведущей к Субуре. То, что их не было в списке, ничего еще не означало: ведь расправился же Сулла без всяких проскрипций с несколькими тысячами безоружных пленных!

Бегом, словно нагоняемый невидимыми врагами, Цезарь бросился к дому. Миновав последний поворот, он рванул на себя дверь. И с облегчением выдохнул, увидев обычную уютную обстановку… вышедшую к нему Корнелию.

Он через силу улыбнулся ей, не сразу заметив два листа папируса, которые она ему протягивала. Взяв их, он начал читать, меняясь в лице. В первом письме Верховный Понтифик уведомлял его, что он, Гай Юлий Цезарь, навсегда отстранен от сана жреца Юпитера по приказу Суллы.

В другом, незнакомый ему сенатор, также от имени Суллы, сообщал, что он лишен приданного, полученного за Корнелией, и требовал немедленно развестись с ней — дочерью Луция Корнелия Цинны, самого заклятого врага диктатора.

Цезарь поднял злобно прищуренные глаза на Корнелию. Та, по-своему истолковав его взгляд, отвернулась и побрела в спальню дочери.

— Погоди! — резко окликнул Цезарь, с трудом борясь с тем бешенством, которое все больше охватывало его от мысли, что весь Рим теперь раболепствует перед Суллой. — Куда ты?

— Возьму Юлию и уйду, — отсутствующим голосом ответила Корнелия. — Дочь ты, конечно, оставишь мне? Ведь она — внучка Цинны, врага Суллы!

Цезарь догнал жену, схватил за плечи и сильным движением притянул к себе:

— Я ведь еще не давал своего ответа Сулле!

И тут произошло то, чего он никогда не ожидал от Корнелии. Плечи ее задрожали, она вдруг упала головой на его грудь и заплакала.

В томительном ожидании протянулись несколько дней.

Домашний раб, грек Эгей, когда-то учивший Цезаря письму и счету, возвращаясь с рынка, с каждым разом сообщал все более ужасные подробности.

—Число убитых в Риме измеряют уже десятками тысяч!

Корнелия в ужасе закрывала лицо ладонями.

—Сулла назначил награду в два таланта за уничтожение своих врагов, даже если раб убьет господина, или сын — отца.

—Как много, оказывается, было нас! — не выдержал Цезарь, но раб с горькой усмешкой покачал головой.

—Число павших жертвами гнева и мести Суллы ничтожно по сравнению с теми, кто убит из-за денег, красивого дома или роскошного сада, — на своем родном языке сказал он. — Сами убийцы теперь не стесняются признаваться в этом. Говорят, Квинт Аврелий, не причинивший Сулле ни малейшего зла, увидев свое имя в списке, воскликнул: "О, горе мне! За мною гонится мое альбанское имение!"