Первый нехороший человек - [27]
– Ну, это широкое понятие.
– Но точное, правда?
– Ладно, разумеется, – сказала она ворчливо. Она думала, что я пытаюсь добыть два диагноза по цене одного.
– Ясно, – сдалась я, вскинув обе ладони. Чтобы сменить тему, я показала на отягощенные на вид китайские картонки из-под еды, выстроившиеся у нее на столе. – Это все из вас?
– Я пью много воды, – сказала она и погладила свою бутылку с водой. – В конце дня я их забираю и опорожняю в уборной, разом.
– В местной уборной или дома в уборной?
– В местной уборной! – рассмеялась она. – Представляете? Я везу домой мильон контейнеров с мочой и фекалиями? Вот гадость-то!
Она изобразила, как ведет машину, и мы обе над этим посмеялись. Действительно, очень смешная картинка получалась. Дружеский смех всегда подчеркивал, что мы не друзья. Этот смех – ненастоящий, не такой, как дома.
Она все вела машину, а я вытрясла из себя еще один смешок. Чего она не останавливается?
– А ну как это для нее по-настоящему? – сказала она, внезапно опустив руки. – Настоящее приходит и уходит – и не очень интересно.
Глава шестая
Благотворительный вечер «Раскрытой ладони» – ежегодная морока, к тому же не очень выгодная, но я всякий раз, когда наряжаюсь к нему, взбудоражена – зная, что и Филлип тоже наряжается. Будь все это в кино, они бы показывали попеременно: я натягиваю колготки, Филлип начищает ботинки, я расчесываю волосы – и так далее. Было время, когда я видела его вне конторы лишь раз, а теперь могла сказать: Он постоянно шлет мне эс-эм-эс, – и это не вранье. Когда увидит меня в новой блузке цвета хурмы, он, вероятно, смутится или устыдится своих эс-эм-эс. «Эй, – скажу я, – посмотри сюда. – Покажу на свои глаза. – В этих отношениях нет места стыду, ага?» Дернет ли он меня к себе за мое ожерелье с продуктовой ярмарки, которое я решила надеть опять? Что тогда случится дальше? Кому-то придется везти Кли домой, я могу оказаться занятой. Предупрежу ее, когда она выйдет из душа. Зачем она вообще едет? Благотворительные вечера «Раскрытой ладони» она не посещала с тех пор, как была еще маленькой девочкой и носилась по всему танцполу.
Когда она протопала вон из душа, я передумала: дуэнья ей необходима. Ее маечка вынуждала человека смотреть на нее даже против собственного желания. Майка представляла собой два клочка черной ткани, пришитых к громадному золотому кольцу – небезопасный для улицы наряд. Заброшу ее домой по дороге к Филлипу, если потребуется.
– А напитки будут? – спросила она по дороге к Залу содружества пресвитерианцев. Ее духмяные ноги попирали торпеду; она где-то откопала туфли на высоченных каблуках и с многочисленными перекрещивавшимися ремешками и пряжками.
– Не алкогольные. Тебе это все не покажется прикольным. – Она сменила тренировочные штаны на очень, очень тесные джинсы. Джинсы напомнили мне о Кирстен. Он не посмеет ее привезти.
– Ничего. Джим раздобыл для меня кое-что.
– Джим из «Раскрытой ладони»? Он принесет тебе алкоголь?
– Нет, другое. Увидите.
Остаток пути мы молчали.
Сюзэнн и Карл обняли дочь, а Кли удивила меня, позволив это. Я стояла рядом с затяжным трехсторонним объятием, как охранник или ассистент.
– Шерил! – проквохтала Сюзэнн, когда объятие распалось. – Что у тебя с ногами?
Мы все посмотрели на мои голени. Полосатые от синяков, оставленных еще при старом методе.
Филлип пока не объявился. Девушки из «Пни Это» показывали приемы самообороны под рэп-музыку, а затем к работе приступил ди-джей. Я спросила, не кажется ли ему звук чуточку громковатым.
– По-моему, слишком тихо, – проорал он, приподняв один наушник с головы.
– Ну, не вкручивайте громче тогда.
– Что?
– Как есть – отлично! – Показала ему знаком «окей».
Пока буфетчик объяснял мне какую-то неувязку с кофе-машиной, я наблюдала, как Кли болтает с девушками из «Пни Это». Все они были одеты в точности как Кли, и, похоже, она с кем-то из них была знакома – возможно, с дочерями друзей ее родителей. Я попыталась вообразить, как прохожу по нашим сценариям с одной из этих девушек – с каштановой челкой, она что-то показывала Кли в телефоне.
– Значит, нам выдавать меньше кофе? Или разбавлять?
– Выдавайте меньше.
Немыслимо: девушка с каштановой челкой была совсем девочкой. Кли время от времени посматривала на меня; я отводила взгляд. Видеть ее на людях, с родителями, сбивало с толку. Ди-джей поставил песню, которая оказалась всеми любимой, и девушки ринулись на танцпол, вскинув руки. Они танцевали в стиле «хип-хоп», а Карл извивался меж ними целенаправленно по-дурацки, и девушки из «Пни Это» потешались. Он заметил меня, позвал. Я вцепилась в шею – объяснить, что я по шею в организационных обязанностях. Незримое лассо взвилось у него над головой: он меня заарканил. Все вокруг смотрели на нас, и я позволила втащить себя на танцпол. Кли бросила единственный взгляд на мои бедра, вихлявшиеся в жатой этнической юбке, и с ужасом отвернулась. Я немножко подрыгалась, чтобы показать всем, как мне весело, и посмотрела за девушками, выполнявшими движения, больше подходившие для стрип-клуба, чем для благотворительного вечера по самообороне. Все были на высоких каблуках – ни одна не убежит от обидчика, не говоря уже о причиняемых самим себе болях в стопах, от которых они, без сомнения, страдали.
Пути девятнадцатилетних студентов Джима и Евы впервые пересекаются в 1958 году. Он идет на занятия, она едет мимо на велосипеде. Если бы не гвоздь, случайно оказавшийся на дороге и проколовший ей колесо… Лора Барнетт предлагает читателю три версии того, что может произойти с Евой и Джимом. Вместе с героями мы совершим три разных путешествия длиной в жизнь, перенесемся из Кембриджа пятидесятых в современный Лондон, побываем в Нью-Йорке и Корнуолле, поживем в Париже, Риме и Лос-Анджелесе. На наших глазах Ева и Джим будут взрослеть, сражаться с кризисом среднего возраста, женить и выдавать замуж детей, стареть, радоваться успехам и горевать о неудачах.
«Сука» в названии означает в первую очередь самку собаки – существо, которое выросло в будке и отлично умеет хранить верность и рвать врага зубами. Но сука – и девушка Дана, солдат армии Страны, которая участвует в отвратительной гражданской войне, и сама эта война, и эта страна… Книга Марии Лабыч – не только о ненависти, но и о том, как важно оставаться человеком. Содержит нецензурную брань!
Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Суд закончился. Место под солнцем ожидаемо сдвинулось к периферии, и, шагнув из здания суда в майский вечер, Киш не мог не отметить, как выросла его тень — метра на полтора. …Они расстались год назад и с тех пор не виделись; вещи тогда же были мирно подарены друг другу, и вот внезапно его настиг этот иск — о разделе общих воспоминаний. Такого от Варвары он не ожидал…».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.