Первый мотив - [15]

– Это ее первый день рождения. Никак не хотела задувать свечу на торте, все цапнуть норовила. Тут ей два года три месяца. Папа снял с загривка, видите – плачет? А это семейный пир по случаю ее поступления в музыкальную школу. Я так хотела, чтобы Анечка училась играть на фортепиано, а она выбрала гармонь. Ну, скажите, кто в наше время играет на гармони? Вот здесь, видите, как смешно она смотрится со своим инструментом? Первый парень на деревне! Это двухмесячный Барсик у нее на руках. Выпросила у нас щенка черного терьера, назвали Джульбарсом, так Анечка переименовала его в Барсика. Я говорю: "Он же вырастет огромный, как пони, а ты его к кошачьей кличке приучаешь!" А она хохочет. Так заразительно смеялась моя девочка! Как колокольчик, с переливами.

Ника сначала слушала молча, потом стала задавать вопросы, и в конце концов ей удалось вывести мать Анны из транса.

– У Анечки было много друзей, – говорила Наталья Андреевна, не обращая внимания на бегущие по щекам слезы. – Она добрая, веселая, отзывчивая, легко сходилась с людьми. И никогда ни с кем не ссорилась. Спорила – да, бывало, и частенько, но если видела, что задела или расстроила человека, тут же уступала. Никак в голове не укладывается, что моя девочка погибла по чьей-то злой воле. Таких не убивают, не должны убивать! Говорите, ее… друг не признается? Я ему верю. Приличный человек, архитектор, не мальчик уже, не алкоголик, не наркоман… Ну, допустим, напился, но не отморозок ведь, чтобы без причины бросаться на девушку с ножом! Раз Анечка его любила, она никогда не сделала бы и не сказала ничего такого, от чего он мог прийти в ярость.

– Вы знали о ее романе с Леонидом Подольским? – осторожно спросила Ника.

Наталья Андреевна судорожно вздохнула.

– Нет, не знала. Анечка ничего не говорила о своей личной жизни. Я все беспокоилась, почему она мальчиками не интересуется, думала, может, мы в чем виноваты? Как-нибудь неосознанно внушили ей, что секс – это нехорошо… Ведь ей уже двадцать девять исполнилось, пора семью заводить, а у нее до сих пор никого нет – так я считала. Напрямую-то не спрашивала, не хотела быть бестактной, но думала, раз Аня молчит, значит, не о чем ей рассказывать. У нее ведь раньше не было секретов от нас с Колей. А тут, выходит, появились… – Она спрятала лицо в ладонях. – Ох, отобрала мою доченьку проклятая Москва!

– Аня часто вас навещала?

– В том-то и беда, что совсем не навещала! – Наталья Андреевна отняла руки от лица. Ее скорбь на миг сменилась возмущением. – За двенадцать лет ни разу домой не наведалась! Как только поступила в институт, сразу бросилась искать работу. Зачем, спрашивается? Мы, конечно, не богачи, но неужели не прокормим единственного ребенка? А она смеялась, говорила: ты не представляешь, мамочка, какие мы, студенты, проглоты! Дескать, теперь наших доходов на ее прокорм точно не хватит. А уж как закончила свой ВГИК, так и вовсе ее закрутило. Снимать в Москве жилье – удовольствие дорогое. Аня хваталась за любой приработок. По десять, по двенадцать, по четырнадцать часов в день вкалывала. Практически без выходных. Иной раз приедем мы с Колей к ней на недельку, и хорошо, если за эту неделю хоть несколько часов удастся побыть вместе. Говорю же, отняла Москва у меня девочку…

– А до отъезда Аня совсем ничего от вас не скрывала? Знаете, когда девочки влюбляются…

– До отъезда она была сущим ребенком! И влюблялась по-детски. "Мамочка, мне и Юра нравится, и Вася. Юра меня на завтра пригласил в кино. Как ты думаешь, Вася не обидится, если я пойду? Или мне и Васю позвать?" Нет, собственных секретов от нас с Колей у Ани точно не было. Чужие – да, пыталась хранить. Но ее так распирало, вы бы видели! Начинала говорить намеками, обиняками. Мы, конечно, делали вид, что не догадываемся, о ком она и о чем. И сами никому не говорили, чтобы ее не подводить, но, думаю, про ее друзей мы знали все. Во всяком случае, гораздо больше, чем их родители.

– Она поддерживала отношения с кем-нибудь из школьных друзей, когда уехала в Москву?

– Насколько я знаю, да, но не близкие. Время от времени я встречала ее школьных подружек. Они спрашивали, как у Ани дела, и жаловались, что она о себе почти не пишет, шлет только поздравительные открытки.

– А с Ирой Агафоновой?

– Иринку я давно не видела. Уж и не помню, когда в последний раз. Не знаю, может быть, ей Анечка что-нибудь и писала. В школе они были не разлей вода. Даже когда у Иринки появился ухажер – там был серьезный роман, они с Гришей Гольцовым собирались пожениться, да что-то не сложилось, – она мою Анечку таскала за собой на свидания. Не одну, конечно: приглашали дочке кавалера из числа Гришиных друзей, но все равно удивительно. Казалось бы, зачем тебе подружка, если ты встречаешься с любимым человеком?

– Ане для этих совместных свиданий приглашали одного и того же кавалера?

– Нет, кавалеры менялись. Всего, по-моему, их было трое или четверо. В любом случае, никем из них Анечка не увлеклась.

– А имен вы не помните?

– Это вы лучше у Иринки спросите. Или у Гриши. Нет, у него не получится, он теперь живет в Петербурге… Подождите! Одного из кавалеров я, кажется, вспомнила. Как раз последнего. Они еще после выпускного вечера ездили к нему на дачу. Игорь Белькевич.