Первый мотив - [14]

– Она так светилась от любого доброго слова, так искренне огорчалась, когда ее отчитывали! Знаете, бывают лица, по которым видно буквально каждое движение души. Вот у Анечки было такое. Мы все поразились, когда узнали, что она поступила на актерский, во ВГИК. Некоторые даже засомневались, не дурачила ли она нас все эти годы. Но разве можно притворяться столько лет, чтобы никто – ни родители, ни товарищи, ни учителя (а среди нас есть опытнейшие педагоги, распознающие ложь раньше, чем ребенок успевает ее произнести) – даже не заподозрил истины? В общем, по зрелом размышлении все согласились, что приемную комиссию, должно быть, покорила бьющая через край жизнерадостность Анечки, ее живая мимика, ее задор.

– Вы знали, что она собирается поступать во ВГИК?

Маргарита Евгеньевна покачала головой.

– Подозреваю, она и сама этого толком не знала. Аня была увлекающейся натурой, ей все было интересно, всего хотелось попробовать . Не от разболтанности, а от жажды жизни, от желания объять необъятное. Сегодня она мечтала стать врачом, завтра – журналистом, послезавтра – психологом, потом ветеринаром. Мне помнится, что чаще в верхних строках ее списка оказывались профессии врача и ветеринара. Но это, возможно, потому, что я сама биолог. Нина Васильевна, преподаватель литературы, уверяла, будто последним Аниным выбором была журналистика. А вот про ВГИК речи, вроде бы, не заходило. Думаю, Аня отнесла туда документы, поддавшись внезапному порыву. Это вполне в ее духе, она была девушкой импульсивной.

– Но не скрытной?

– Нет, что вы! У нее, похоже, вообще не было секретов. Говорю же – вся как на ладони. Бывало, идешь по коридору, замечаешь мельком ее непривычно хмурую мордашку и берешь мысленно себе на заметку: спросить, не случилось ли чего. Доходишь до учительской, и тебе тут же сообщают, что у Терещенко поссорились мама с папой или пес Барсик поранил лапу. Необыкновенно доверчивой она была девчушкой.

– А в старших классах? Когда пришло время сердечных тайн?

– Знаете, Аня в этом отношении была довольно инфантильной. К ней многие мальчики проявляли интерес, и это ей, несомненно, нравилось, но выбрать кого-нибудь одного она не торопилась. Так бывает с домашними девочками, выросшими в хорошей семье. Они не спешат взрослеть, потому что им хватает любви дома.

– Аня дружила с родителями?

– О да! Очень их любила и гордилась ими. А они – ею. – Маргарита Евгеньевна помрачнела. – Не представляю, как они пережили ее смерть. Я все собираюсь зайти к ним, выразить соболезнования. Но, честно говоря, боюсь. Такое горе!

– Аня их единственный ребенок? Братьев и сестер у нее нет?

– К сожалению, нет.

– А с кем из одноклассников она дружила?

– Да в общем-то, со всеми. Но ближе всего, пожалуй, с Ирой Агафоновой. Они сидели за одной партой чуть ли не с первого класса.

Узнав, что Агафонова по-прежнему живет в Смоленске, Ника взяла у Маргариты Евгеньевны адрес и номер телефона Ирины и собралась уходить, однако передумала и попросила разрешения поговорить еще с кем-нибудь из учителей Анны. Осипова любезно представила ее историку и "англичанке", но их воспоминания о Терещенко полностью подкрепляли версию Маргариты Евгеньевны: все школьные годы Анна была резвым, живым, дружелюбным, очень доверчивым и открытым созданием.

Что же случилось с ней после школы? И главное – когда? Агенты Игната разыскали девушек, живших в одной комнате с Терещенко сразу после поступления в институт. Они хорошо помнили Анну еще со вступительных экзаменов. И в один голос уверяли, будто при всем своем дружелюбии Терещенко избегала откровенных разговоров и доверительных отношений. Такая кардинальная перемена характера не могла быть вызвана только переменой места жительства. Кто-то должен был нанести серьезный удар по Аниной простодушной доверчивости. Если Осипова права в том, что семья у Терещенко дружная, то родители, возможно, знают.

Идти к ним по-прежнему не хотелось. Разговаривать с людьми, раздавленными горем, – тяжелое испытание. Да и захотят ли они разговаривать с той, кто ищет свидетельства в защиту Подольского, хотя все указывает на его виновность?

Дверь открыла мать Анны. На лице ее была такая отрешенность, что Ника засомневалась, понимает ли эта несчастная женщина, о чем с ней говорят? Когда незваная гостья представилась и объяснила, что привело ее в Смоленск, единственной реакцией Натальи Андреевны был шаг в сторону – безмолвное приглашение войти в квартиру.

Ника вошла и поискала глазами главу семьи. Не получив отклика на свою вступительную речь, она не знала, как вести себя дальше, и надеялась, что появление Николая Львовича прервет мучительную паузу. Но его, по всей видимости, не было дома. Минуту или две Наталья Андреевна стояла и смотрела на гостью невидящим взглядом, потом как будто опомнилась, извинилась и предложила пройти в комнату.

Взгляд Ники сразу привлек стол, заваленный фотографиями. Решив, что это единственный способ вовлечь убитую горем мать в разговор, девушка подсела к столу и принялась перебирать снимки. Ее расчет оправдался. Наталья Андреевна придвинула стул, села рядом и начала комментировать.