Первый и Единственный - [67]

Нечего было и думать о каких-то финтах и сложных приемах с цепным мечом. Только выпады и уклонение. Противники двигались кругами. Удар, лязг зубьев, отход. Толпа гвардейцев вокруг все росла, дуэлянтам что-то кричали с обеих сторон. Но никто не вмешивался. Мрачное упорство, с которым сражались офицеры, говорило об одном: это дело чести.

Дерций переключил оружие на максимальную скорость вращения. Жалобно заскрежетал металл. Низовой удар откинул руку комиссара с мечом, проделав брешь в его защите. Цепной меч генерала вгрызся в живот Гаунта, кромсая одежду и плоть. Из рваной раны неудержимой струей хлынула кровь.

Гаунт едва устоял на ногах. Он понимал, насколько тяжела его рана. Долго ему не продержаться. Он проиграл. Подвел своего отца. Дерций был слишком могущественным человеком. Такого невозможно победить. Дядя Дерций. Огромный, харизматичный, веселый и вечно бранящийся. Он то и дело врывался в жизнь маленького Ибрама Гаунта на Манзипоре и приносил с собой столько шуток, историй и диковинных подарков. Это был тот самый Дерций, который вырезал для него маленькие фрегаты, рассказывал, как называются звезды, усаживал на колени и дарил орочьи клыки.

Тот самый Дерций, с которым он фехтовал палками на солнечных террасах, раскинувшихся над пропастью. Гаунт помнил тот хитрый укол, после которого он всегда оказывался на земле с ушибленным плечом. Его было так легко выполнить рапирой. Но цепным мечом — невозможно…

А может… Гаунт вложил в это движение все оставшиеся силы. Его рана продолжала извергать кровь, но комиссар двигался по-детски легко. Цепной меч не был приспособлен для колющих ударов. Пусть. Гаунт резко выбросил руку с оружием вперед.

Дерций непонимающе смотрел, как цепной меч Гаунта проламывает его грудную клетку. С леденящим чавканьем он прогрызся сквозь кости и внутренности и вышел между лопаток, разбрасывая рваные куски мяса. Перебитое пополам тело Дерция рухнуло на снег мешком плоти, все еще дергающимся в такт работающему оружию, застрявшему в груди.

Рядом с ним Гаунт опустился на колени, не давая кишкам вывалиться из рваной раны на животе. Танхаузе подхватил его, когда комиссар уже терял сознание.

— Я отомстил, отец, — пытался выговорить Ибрам Гаунт, глядя в темнеющее небо. Вслед за небесами для него померк и весь мир.

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ Меназоид Эпсилон

1

Никто не хотел на Эпсилон. Никто не хотел умирать.

Комиссар-полковник Гаунт припомнил все, о чем думал в обсерватории «Авессалома». Теперь эти размышления вызывали у него лишь печальную улыбку. Он тогда молился, чтобы его Призраки участвовали в главной наступательной операции на Меназоиде Сигма. И как все обернулось — даже смешно. Скажи ему кто-нибудь там, на смотровой платформе, что он сознательно выберет Эпсилон, — комиссар рассмеялся бы ему в лицо.

Пожалуй, «выбрал» — не совсем подходящее слово. За него все сделали удача и чьи-то тайные манипуляции. Когда «Авессалом» пришвартовался к одному из плацдармов гексобора, россыпью усеявших Меназоидскую Крепь, Призраки оказались в самой гуще мешанины пехотных полков и бронетанковых соединений, собирающихся в штурмовые дивизии. Конечно же, полковые командиры заваливали генеральный штаб прошениями о переводе на основной театр боевых действий. Тактики Слайдо буквально тонули в сотнях вариантов диспозиции войск. Гаунт размышлял над тем, как Ферейду и сети его тайных агентов удалось переправить на «Авессалом» витриан, без которых комиссар не справился бы с Патрициями. Он не мог связаться с разведчиком напрямую, но все же надеялся, что Ферейд будет приглядывать за Призраками и выручать в трудную минуту. В конце концов, они делают одно дело.

Итак, он уже отправил в штаб дивизии свой рапорт. В нем говорилось, что Призраки, как специалисты по части диверсий и маскировки, будут полезны в боях за Меназоид Эпсилон.

Может быть, ему всего лишь повезло. Или просто не было других добровольцев, или снова незаметно помогал Ферейд. А может, его враги решили, что гораздо проще позволить Гаунту самому привести их к цели, чем пытаться отнять кристалл. Быть может, он своими руками добывал сокровище для своих врагов.

Это уже не имело значения. Призраки провели полторы недели на перевалочной станции, где полки получали подкрепление, экипировку и тактическую информацию. К исходу второй недели они узнали, что примут участие в наступлении на Эпсилон. Их полк будет в авангарде: расчищать дорогу ударной группе из сорока тысяч боевых машин Латтарийских Боевых Псов, Семнадцатого Кетцокского, Четвертого, Пятого и Пятнадцатого Самотрийских, Боркеллидских Церберов, Третьего Кадийского бронетанкового и механизированной кавалерии Сарпоя. Помимо Первого Танитского, в передовую группу войдут восемь Мордианских и четыре Прагарских полка, Первый и Третий полки Афгалийских Грабителей, шесть батальонов Одинотских нерегулярных войск. И Витрийские Драгуны.

Присутствие витриан вселяло уверенность. Это значило, что к диспозиции войск приложили руку дружественные силы. Сомнения вызывало только то, что в передовую группу также входили Янтийские Патриции, а всей операцией на Эпсилоне командовал лорд-генерал Дравер.