Первый и другие рассказы - [3]

II

Андрей Сергеевич долго переходил от одной картины к другой. Подолгу стоял. Присматривался. Глеб не выдержал.

— Ну, что?

Андрей Сергеевич покачал головой.

— Глеб, не то. Что-то ушло из работ. Всё распадается... Та, первая, — он сделал в воздухе жест, как бы обводя воображаемые бедра, — та была хороша. А эти..

Он подошел к одной из картин.

— Тени выглядят как огромные родимые пятна. Это тело отталкивает.

Он отошел, присмотрелся:

— Это Алька, что ли, с первого курса?

Глеб кивнул.

— Глеб-Глеб. Вы путаете творчество и жизнь.

Андрей Сергеевич посмотрел на часы.

— Так, мне на совещание надо. Работайте, думайте, пытайтесь... Время еще есть, — он хлопнул его по плечу, улыбнулся. — Все приложится.

В дверях Андрей Сергеевич окликнул Глеба:

— Та натурщица на стуле? Из наших, местных?

Глеб помотал головой.

— Не дадите телефон?

Глеб усмехнулся. Нацарапал на листке цифры:

— Но у нее телефон две недели не отвечает.

Андрей Сергеевич взял в руки бумажку:

— Возможно, он не отвечает только вам.

Глеб взглянул на него резко, и захлопнув папку, вышел из кабинета.

* * *

Глеб и его приятель сидели в столовой друг напротив друга. Откусывая хлеб, приятель быстро и с аппетитом ел суп. Глеб, не притрагиваясь, смотрел в окно.

Приятель перестал есть, взглянул не него:

— Что за траур? Ты про Сергеича всё?

Глеб не ответил.

— Да брось ты! А судьи кто? Ты когда в последний раз у него приличную работу видел, а? Он всё больше о методиках вещает и по конференциям разъезжает.

— Без него вижу, что плохо.

— Не самоедствуй. Лучше расскажи: девицу-то свою до оргазма довел? — приятель вытер улыбающиеся губы салфеткой.

— Нет. Мы расстались.

— Из-за этого?

— Из-за того, что я мудак.

Приятель отпил компот.

— Не, ну ты что-то совсем расстроен.

Глеб встал, придвинул к приятелю нетронутую порцию:

— Будешь? Я не хочу.

Приятель посмотрел на котлету. Улыбнулся смущенно.

— Бери-бери.

Приятель с аппетитом пододвинул к себе тарелку:

— Ленка в больнице. Я оголодал слегка.

Глеб нахмурился:

— Опять рецидив?

— Не, — приятель принялся за котлету. — На сохранении. Беременная.

Глеб присвистнул.

— А разве сразу после химии можно?

— Врач сказал — если Бог дал, значит, можно.

* * *

Глеб вошел в мастерскую, не разуваясь упал на кровать. Пол был такой грязный, что оставались следы. Он почему-то вспомнил, что сегодня среда. Её муж часто был в это время на футболе, и она забегала. Торопливо сметала пыль, что-то готовила. Иногда позировала. Он пользовался ею, как и множеством других женщин: ел, то, что она готовила, ходил по чистому полу, который она мыла. Рисовал её тело. Он не просил их об этом. Поэтому и благодарности не испытывал.

Он встал, распахнул окна. С улицы дохнуло зноем. Он поднял прислоненную к стене картину. Наташа. Нежная и замершая. Вытащил из шкафа ветошь. Замотал в нее картину. Взглянул на часы.

* * *

Глеб хорошо помнил её адрес, хотя был тут только однажды. Большая сталинская арка, площадка с покосившимся турником, палисадник с одиноким кустом. Он стоял и курил, понимая, как глупо выглядит его появление.

Молодая женщина с коляской прошла мимо, с любопытством посмотрев на него. Проехал, прозвенев звонком, мальчик на велосипеде. Две долговязые подружки прошли, хихикая, с любопытством посмотрев на замотанную в простыню картину.

Наконец он заметил её. Она шла не одна. Поспешно бросив окурок, Глеб зашел в арку.

Они о чем-то говорили. Наташа улыбалась своей спокойной улыбкой. Её муж, высокий, спортивный человек, рассказывая что-то смешное, открыл дверь подъезда. Пропустив её вперед, шлёпнул сзади. Она переливисто рассмеялась. Глеб почувствовал, как сжалось горло. Быстро пошел к остановке. Картина осталась стоять в арке.

* * *

— Как же так, Глеб? Где потеряли? Это была великолепная вещь! — Андрей Сергеевич возбужденно ходил по комнате. Глеб курил, глядя в окно. Андрей Сергеевич остановился рядом:

— А я вот в последний момент решился. Сколько можно заниматься административными вопросами? Я ведь тоже художник.

* * *

В девушке с обнаженной спиной, которую Андрей Сергеевич представил на конкурсе, Глеб сразу узнал Наташу. Картина имела ряд недостатков. Но странно — к ней тоже хотелось прикоснуться.

— Удивительная женщина, — смущенно говорил Андрей Сергеевич Глебу, — будто свет изнутри идет.

После вернисажа, когда они пили в служебной коньяк, он, раскрасневшийся и пьяный, шепнул Глебу:

— Я хоть и старик, но никогда донжуанству вашему не завидовал. На кой мне свиристели эти... А тут в первый раз затосковал. Такая женщина!

— Какая? — Глеб поднял пьяный, затуманенный взгляд.

Андрей Сергеевич с улыбкой наклонился к нему, шепнул что-то на ухо. Глеб нехорошо усмехнулся. Потом мотнул головой и налил себе еще.

Шок

Рейс задержали. Было два часа ночи по местному времени, когда они приехали в отель. Он сразу заснул, даже во сне сохраняя недовольное выражение лица. Марина стояла перед зеркалом, держа в руке открытую пудреницу и пытаясь рассмотреть свой затылок. Перед отъездом она подстриглась. Слишком коротко. Она переложила зеркальце из одной руки в другую. В зеркальце был виден затылок с тонкими, беспомощно торчащими волосами, жилистая шея и уши. Одно оттопырено. Школьный кошмар вернулся через четверть века и накрыл её прямо здесь, в отеле Майорки, куда она приехала с чужим мужем.