Первый День Службы - [89]

Шпала остановился и сделал вид, что завязывает развязавшийся на ботинке шнурок. Этот маневр давал ему сразу два преимущества: во-первых, Гроздев мог украдкой взглянуть назад и проверить безопасность тыла, во-вторых, он выигрывал в диспозиции — встреча должна была состояться дальше от опасного для него поселка. Лишь когда молодой человек, это был примерно Витькин ровесник, однако одетый более степенно, изысканно и с дипломатом в руке, видимо, учащийся какого-нибудь техникума, был от него в двух десятках шагов, от окраины показалась фигура серая, неопределенная. Шпала вздохнул: «Что ж, практика всегда более или менее отлична от идеала. В ней постоянно что-нибудь, да не так, и кто кого перешибет! Во всяком случае, у него есть шанс завязаться, а там видно будет.» За шаг до встречи Шпала прыгнул на соседнюю колею и ударил парня с левой боковым в челюсть, возопив при этом: «Ах, ты вот где!» Это была военная хитрость, которой его научил недавно вернувшийся с «короедки» двоюродный брат: легче всего сбить человека с толку во время нападения внезапным возгласом типа: «Я тебя узнал!» или «Так ты еще здесь!»… И пока он будет соображать, почему именно его узнали и почему конкретно он должен находиться сейчас не здесь, а где-то еще, тут-то на него легче всего и напасть! Витьке показалось или так было на самом деле, что он почувствовал хруст, шелчок от лопнувшей под кулаком ткани. Верхняя губа развалилась на две.

Парень не упал, но, бросив дипломат, схватился обеими руками за лицо, из-под пальцев у него показались красные капельки.

— Мне надоело ждать, — не давая опомниться, кричал между тем Витька, — снимай куртку! Снимай козел, я кому сказал! — И он с силой потащил роскошную нейлоновую куртку со спины незнакомца.

— Ты что же, подонок, делаешь! — раздалось ему в спину.

Витька рывком обернулся. Железнодорожник был от него метрах в двухстах и ширял в воздух кулаками. «Успею!» — решил Шпала и, обернувшись к стиляге, вытряхнул его из куртки. Когда терпила оторвал руки от лица, все оно было залито кровью. Попало и на Шпалу и на злополучную куртку.

— Часы! — отрывисто рявкнул ему в лицо.

— Лови, держи его!

Душераздирающий крик сзади заставил Витьку обернуться. Ему показалось, что служитель стальных магистралей уже метрах в 20 от него, так силен был крик. Железнодорожник был от Шпалы еще на значительном расстоянии, но бежал к Шпале во всю мочь с булыжником в руке. Витька, забыв про часы, кинулся бежать, слетел с насыпи и пустился было по диагонали. Как вдруг совсем рядом кто-то неожиданно рявкнул: «Стой!» Он обернулся и едва уклонился от летящего в голову булыжника. Это пришел в себя стиляга. Он уже запустил в Шпалу следом еще два подряд и орал не своим голосом: «Стой!». Витька метнулся было дальше, но увидел, что навстречу ему от поселка бегут люди и впереди уже довольно близко, с расставленными наподобие сетей руками, тот серый человечек. Метнулся назад, оттуда подоспевал железнодорожник. Рванулся от дороги и увидел, что впереди колючей проволокой забор. А камни все сыпались, сыпались под ноги. Кольцо сжималось. Шпала кинулся назад, прямо на стилягу. Тот опешил, прыгнул в сторону с увесистым булыжником в руке, и Витька, проскочив от него в метре, едва не поскользнувшись на крови, со всех ног, рискуя сломать голову, понесся на максимально возможной скорости к прибрежным кустам. Казалось, камень вот-вот расколет ему затылок. Ветки ив били его по лицу, а он, напролом, едва успевая встречать их руками, ломился вперед. Не заметил, как оказался вдруг в ледяной, обжигающей воде, — он просто вывалился в реку из густых кустов, судорожно забил руками, задрыгал ногами и, поняв, наконец, в чем дело, поплыл.

Река Везелка неширокая — воробью по колено, если разогнаться, да оттолкнуться хорошо от берега, то ее, вероятно, и перепрыгнуть можно в некоторых местах, но Шпале соображать было некогда, он греб руками, пока не уперся пузом в грязное дно. Негнущимися, плохо слушающимися ногами заелозил по грязи и, сделав в ней внушительную колею, наконец-то выбрался на твердую почву. Тут только заметил, что нейлоновая, цветастая куртка по-прежнему у него в руках, не раздумывая, кинул ее в кусты (самая главная улика!) и поспешил дальше. Куда теперь? Мозг лихорадочно прикидывал все возможные варианты спасения. Вода лилась со Шпалы ручьем, одежда стала в пуд весом, грязный, мокрый — да куда же такому? Двигаться, двигаться — шевелиться! Иначе через десять минут он превратится в сосульку. Эх, будь ты проклята — Ларочка! Будь прокляты все бабы! Шпала бежал наугад, клацая зубами, как пишущая машинка. Выбрался из камышей, утренним гомоном встретила его улица. «Переходим к водным процедурам»- слышалось радио через открытые форточки. Крадучись по за углами, Витька добрался до первого многоэтажного дома, проник в пыльный, пахнущий плесенью, нафталином и еще бог знает чем подвал и, рывком сорвав с себя тряпки, стал их неистово выкручивать. Его трясло, как отбойный молоток во время работы, он даже стонал от злобы, страха и неуюта, но тем не менее делал дело как никогда быстро. Что-то на уровне подсознания говорило ему, что в этом единственное спасение. Эх, подпалить бы что-нибудь, хоть на минуту согреться! Шпала выкрутил все, что выкручивалось, и через силу стал пялить на себя. Голому было теплей, чем в этом облачении. Кое как оделся. Мысль работала быстро. «Стой не стой — один выход — к теплу! Либо стучать в первую дверь, либо… Он поедет на первом попавшемся троллейбусе по Богдана, и будет кататься туда-сюда, пока не нападет на сто второй.