Первый День Службы - [7]

Как старик и предсказывал, вскоре разразился скандал. Поднял его с подачи поселковых «вождей племени» — старых бабок, сплетничающих обо всем и вся — какой-то неформальный (ненормальный — правильнее было бы сказать) общественный лидер. Некий неугомонный газетчик по его «сигналу» настрочил для областной «правды» крикливую заметку под названием «Худая трава», где призывал к крестовому походу на правосудие во имя справедливости. По звонку «доброжелателя» отец был оповещен заранее и с Витькой на «поводке» срочно рванул к редактору перехватить статью, могущую наделать много шума. Но сделать это оказалось невозможно — газета была уже сверстана и запущена в набор. Единственное, что редактор смог сделать — на свой страх и риск переврал авторский текст по-своему, смягчив его до полутуманных философских выводов в пользу «иных способов воспитания подростков, не связаных с лишением свободы». При всем том он утверждал, что делает это исключительно из уважения к Витькиному отцу, а на самого Витьку кричал такой отборной бранью, словно вовсе и не был главным редактором областного рупора, а всю жизнь управлял колхозной лошадью. На сей раз пожар удалось затушить, но он впоследствии то и дело вспыхивал вновь, благодаря Витькиному темпераменту. Шпала все творил и творил, как гений, в момент нежданно нахлынувшего творческого вдохновения и не мог остановиться. Такова была его планида.

Каплей, переполнившей чашу терпения Фемиды, была еще их пьяная поездка с другом и подельником по условному сроку Чавой к его дядьке — путевому обходчику, на предмет экспроприации у него излишков самогона для нужд «творческого» фронта. По пути, что самое обидное, именно Чава ободрал всю радиотехническую оснастку военных (как оказалось, почти засекреченных!) машин, транспортируемых на товарняке куда-то к месту назначения.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Дядькин самогон или крутые повороты на железной дороге.

В этот день Чавин Александр, учащийся МПСовской техшколы, куда его по блату устроил папаша, работающий на железке стрелочником, получил причитающуюся ему семидесятирублевую стипендию. Витька, имевший обостренный нюх и память на все, что обещало лично ему дармовую выпивку, поспешил на встречу с другом, чтобы заключить его в свои пламенные объятия.

По случаю встречи выпили, потом еще… Денег от этого у Чавы не прибавилось и он предложил Витьке съездить к этому самому легендарному дядьке. Чава, давясь внезапно нахлынувшей слюной, столько рассказывал о нем, так описывал его достоинства, в числе которых не последнее место занимали юмор и гостеприимство, а в конце заметил, мол, и самогону у дядьки море, — что Витька вынужден был уступить.

Дядька обслуживал курский участок железной дороги. Выехали к нему в полдень на электричке, еще при памяти. От остановки пришлось пилить пешком еще километра три-четыре, по шпалам. Шли, напевая свою любимую песенку:

   Если яйца бьют чечетку меж колен,

   и не раз ты попадался бабам в плен…

Дом встретил друзей молчанием, лишь, примкнутый цепью к пропущенной по двору вдоль забора проволоке, заливался лаем пес. Такой облом после полуторачасового пути! Нельзя же было, в самом деле, возвращаться обратно с пустыми руками и, главное, не промочив глотки! Помявшись, побродив вокруг да около усадьбы, Чава предложил пошарить в дядькином сарае. Он, как и все творческие натуры, легко загорался идеей, и трудно с ней расставался. «Самогон должен быть там! Я на позапрошлой неделе заезжал, тетка собиралась ставить бражку.» Кобеля обезвредили быстро: Чава набрел, прочесывая насыпь, на кусок толстой проволоки, загнули один ее конец крючком, просунули эту снасть в щель, между досками забора, Витька, привлекая внимание на себя, заманил кобеля в противоположный от сарая конец двора. Поймав цепь на крючек, Сашка застопорил другой конец проволоки о дерево.

Перелезли через забор, под его прикрытием подкрались к сараю. Замок Чава открыл подобранным с земли гвоздиком. У него это так ловко получилось, что Витька невольно заподозрил друга в солидной тренировке по части открывания по крайней мере этого замка. Внутри Сашка привычно нырнул в погреб. Он пробыл там довольно долгое время, минут пятнадцать, никак не меньше, однако самогона не было… Очевидное казалось до того невероятным, что друг, выскочив из подполья, принялся все обнюхивать, рыскать по тряпкам, мебельному и прочему хламу, заполнявшему сарай. Он неистовствовал! Витька тоже от безделия потянул на себя стоящий на шифонере картонный ящик. Створки его дна распахнулись, и на голову Шпале посыпались многочисленные пробирки, колбочки, стаканы. Со звоном и хлопками разбивались они о бетонный пол. В посуде оказались семена различьных огородных культур. Подбежавший Чава немало перетрухнул. «Нужно сделать так, чтобы подумали на крыс!» — после некоторого молчания сообразил он и принялся раскидывать семена по полу. Витька помогал. Аргумент показался ему неубедительным: как крысы могли стащить такой большой ящик? — однако что можно было предложить взамен? Жалко было конечно семян, с таким тщанием собранных и приготовленных дядькиным семейством, но Чаве, наверное, видней, его ведь дядька, ему и карты в руки! Потыкали по развеянной массе пальцами, изображая крысиные следы. Затем сарай закрыли, отцепили кобеля и спешно, озираясь, убрались восвояси.