Первый День Службы - [44]

   Вставай, проклятьем заклеймленный,

   Весь мир голодных и рабов,

   Кипит наш разум возмущенный,

   И в смертный бой вести готов.

Хорошая песня! Она как будто специально придумана для тех, кто сидит в тюрьме. Под нее и драться с ментами веселее, чувствуешь себя как-будто на барикадах во Франции. Вообще, лучший способ довести дубаков — это запеть революционные песни. Они начинают прыгать в коридоре, как будто их шилом в задницу тычут. Кстати, как потом Шпала убедился, не только в Икской тюрьме менты ведут себя так, но и по всему Союзу. Видно, есть на этот счет инструкция, запрещающая петь заключенным революционные песни. А так менты предпочитали с малолетками по мелочам не связываться, смотрели на все сквозь пальцы, от греха подальше! По старой здешней поговорке: «Чем бы дитя не тешилось, лишь бы оно не вешалось!» Для них дежурство в корпусе малолеток являлось наказанием.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

О том, что отсутствие дипломатических навыков приводит к поножовщине. Малолетка и взросляк — здоровье против опыта. Собственная шкура в качестве инструмента познания мира. Философия «похуизма». О взломщиках «лохматых сейфов», пробоженных зубах, миномете и женских фотографиях. Илья Муромец. Ножницы как тупое орудие мести. Палево, разборки. И наконец о том, что убийство, в сущности — элементарщина, имеющая, однако, огромное воспитательное значение.

Малолетка и взросляк — две разные вещи на тюрьме, так же, как дитя и взрослый человек на воле. Последний живет в реальном непростом мире, привык опираться, в основном, на свои собственные силы и жизненный опыт, сам за себя отвечать, содержать себя и, естественно, беречь, строить свою дальнейшую жизнь. Первый мало над чем из вышеперечисленного заботится. Живет он еще в идеальном мире, кое-как синтезированном из книг, фильмов — преимущественно романтических, рассказов людей, которым он склонен верить, и прочей подобного рода информации. По-другому подросток поступить и не может — собственного жизненного опыта у него нет, зато мудрая природа отпустила ему сил с лихвой, чтобы обменять эти силы и здоровье на индивидуальный, а не книжный опыт. Здоровье для малолетки не проблема, ему кажется, что это неисчерпаемая чаша, из которой можно тратить, не задумываясь. Его не беспокоят еще ни ревматизмы, ни гастриты, словом, ничто внутри себя. Организм работает, как часы, без всяких корректировок (а, точнее, вопреки им). Даже внешний вид юношу не беспокоит: все равно, будет ли он с шевелюрой или без, чист или исколот партаками, все равно молодость и свежесть проглядывает на его лице, забивая собой следы самоистребления — непомерных пьянок, беспрерывного курения, недоедания, недосыпания… И в этом, далеко не идеальном виде, он может рассчитывать на внимание со стороны женщин. Поэтому здоровье свое он гробит, не задумываясь.

Совсем другое дело опыт. То, что взрослому давно понятно и скучно, ему впервой и безмерно интересно. Все он подвергает сомнению, пробует на крепость, хочет убедиться в справедливости вечных истин на собственной, еще не порченой шкуре. Он легче переносит потери (еще успеется наверстать!), и всегда готов пожертвовать достигнутым, как бы прекрасно оно ни было, ради сомнительной мечты. Хорошее и плохое он втягивает в себя с одинаковым азартом, так как не умеет еще отличить яд от лекарства. Его жизненная позиция ультранаступательная, в отличие от умеренно наступательной или оборонительной в зрелом возрасте. Однако, в тактических тонкостях наступательной стратегии он полный профан, маневрировать не умеет, компромиссов не признает, и всем прочим премудростям достижения цели предпочитает грубый натиск. Его жизненные цели также идеальны и максималистичны: пить, так бочку, трахать, так королеву — на меньшее он не согласен. Ему свойственны некоторый артистизм и подражательность. Он не живет, а как бы играет в жизнь, копируя свои поступки и реакции с взятого за основу образа. Причем, это не простой плагиат — это творческое усовершенствование, утрирование основных моментов. Если Зою Космодемьянскую целый полк драл, то он непременно дивизию должен выдержать! Даже физическую боль юноша переносит легче, ибо еще не знает, что такое настоящая боль.

Малолетка. Здесь уважают только силу и дерзость. Уважают — значит боятся, боятся — значит уважают! Чтобы не заклевали в камере, вовсе недостаточно быть самим собой, нужно еще уметь «поставить» себя, то есть доказать окружающим то, что тебе все в принципе по х…, и нет на свете такого, что могло бы тебя запугать, сломить, заставить подчиниться кому-то. Ты должен всячески демонстрировать (да и сам в это поверить), что не боишься ни ментовской дубинки, ни карцера, ни добавления срока, ни даже самого расстрела, и лучше на тебя не наезжать, иначе будет себе же дороже: всадить пику в бок за тобой не заржавеет! На этом полном похуизме все и построено здесь: игры, правила поведения, подъебки… В итоге, если кому-то придет идея отрезать сейчас же дежурному по коридору голову, ты не имеешь права отказаться. Подобные предложения не раз и возникали в натуре, но до дела, к счастью, не дошло. Каждый стремится сотворить что-нибудь настолько дерзкое, чтобы остальным это было не под силу — «слабо», однако никто при этом не хочет страдать слишком тяжко. Данное противоречие и удерживает обитателя малолетки от крайних мер. Балансирование на грани самоуничтожения. Кто зашел чуть дальше, вытерпел дольше — тот победил!