Первый День Службы - [43]
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Новоселье в тринадцатой камере на взросляке, куда их переселили на время ремонта родной восьмой «хаты», отметили «днем рыбака»: хлебным мякишем с тряпкой залепили щели в двери, заткнули тряпками сливные отверстия в умывальной раковине и в унитазе и открыли на полную водопроводный кран. Матрацы перебросили с нижних шконок на верхние. Когда воды набралось достаточно, стали купаться и пускать бумажные кораблики. Набросали в «море» оставленную с ужина кильку, сделали удочки из щепок с нитками и устроили «рыбную ловлю». Чухана с его матрацем поставили к двери, он создавал прибой. С вечерней к утренней проверке воды в камере прибыло уже до пупка, так что, когда менты открыли дверь, их смыло волной. Ну не понимают «пупкари» (от слова пушкарь — т. е. охранник) юмора! Естественно, все опять огреблись добрых звиздюлей, и переночевали кто где. Шпала на сей раз угодил в карцер, где и отсидел восемь суток. За что, спрашивается, в революцию кровь проливали?!
Карцер представлял собой каморку до того узкую, что при ходьбе плечи едва не скребли по противоположным стенам, одетым в массивную бетонную шубу. В длину апартамент шага два, плюс параша половину места отнимает. Пол цементный, ужасно холодный. Окна нет, но сифонит откуда-то дай бог! Батареи тоже нет. Лампочка под потолком в нише зарешечена и к тому же не горит. Здесь, наоборот, в отличие от камеры, все восемь суток темнота, как в погребе. Кормили через день водой и хлебом раз в сутки. Спать только скрючившись, да и то на цементе больше часа не вылежишь. К тому же при посадке мент в отместку за потоп плеснул в карцер два ведра воды. «Любишь купаться, получай!» Шпала около суток ходил по щиколотки в воде, едва не валился от усталости, потом додумался собрать воду курткой в парашу и завалился на сырой пол. Каким-то чудом он не заболел. А вообще, там только туберкулез зарабатывать. В соседнем карцере через стенку сидел взросляк, убивший жену и изуродовавший ее труп. Ему катила вышка, он косил под буйно помешанного и целыми сутками напролет выл и бился головой об стену. Шпалу, так как ни черта в глазок не было видно, тоже заставляли каждый час подавать голос в знак того, что он живой. После карцера его кинули в четвертую камеру ко всем незнакомым.
Еще, в качестве развлечений, они на «слабо» выбивали ранней весной в камере все стекла в окне, вымачивали очень усердно каждый сам себе одеяла, матрасы, подушки и спали на всем этом. Жрали на спор мыло, кто больше съест, или заглатывали по половине партии костяшек домино и потом, при нужде, выстреливали ими время от времени так, что едва не разносило вдребезги унитаз. В один из дней решили жить впредь по самым что ни на есть строгим законам, когда-либо придуманным на малолетке и, глотая слюнки, выбрасывали в парашу копченую колбасу, сало, сахар, словом, все, что лежало в настенном шкафчике. А лежало тогда немало — недавно только трое из камеры получили из дома дачки (передачи), хаванину всегда делили в камере поровну на всех «чистых». Обиженка не в счет. Шкафчик закрывался на вертушку, которая от долгого обращения стала совсем расхлябанной. С утра до обеда играли в «панаса» (это когда одному завязывают глаза и он ловит остальных по камере).
Естественно, сильно прыгали. Потом в домино два на два под воду. Проигравшая пара выпивала по кружке воды из-под крана. Никто не заметил, когда открылась дверца продуктового шкафа, а может ее кто-то открыл и забыл закрыть, а может и не случайно забыл… Так или иначе, перед обедом решили оправиться и заняли очередь на парашу. Во время этого действа кто-то и увидел (идиот! кто его за язык тянул? промолчал бы и все дела), что дверца шкафчика открыта и открыта параша. Все, что было в шкафу, вывалили в мусор: «Хаванина заминехана!» По тем же законам выбросили всю «Приму». Прима красная, а красное западло! Если борщ на обед красный — тоже западло! «Сало, масло — западло, колбаса на член похожа, овес — петушиная еда, петух курицу топтал, хлеб в порядке не проходит, капуста — козья еда… На всех этих жестких «пацанских» правилах выдержали неделю. Потом животы подтянуло, решили сделать ревизию, в результате чего вынесли вердикт: все подлянки отменяются, анархия — мать порядка!
В другой раз, когда жратвы в шкафчике опять оказалось много, бросили в соседние камеры клич: «Западло тюремную пайку хавать!» Идея встретила поддержку — от завтрака все камеры отказались. Через два часа на малолетку сбежалось все тюремное начальство. Открывали поочередно все камеры, спрашивали: «Почему объявили голодовку, какие у вас требования?»
Иногда для разнообразия на корпусе устраивались «бунты»: били разом во всех камерах лампочки и начинали лавками, как тараном, долбить в двери, время от времени скандируя: «Малолетка на подьем, пупкарей ловить пойдем!» Такой же бунт устроили на 1 Мая, когда возле тюрьмы по улице проходила праздничная демонстрация. Разбили все стекла в окнах, все лампочки в камерах (их всегда, при любой заварухе били в первую очередь). Стучали, чем попадя, в решетки и в двери. Кричали во всю глотку за забор: «Ленька Брежнев — пидорас, вся партия х…сосы, на х… 1 Мая, свободу малолеткам!» Эти высказывания менты в коридоре восприняли на удивление спокойно. А вот когда им вздумалось запеть «Интернационал», охранники сбежались со всей тюрьмы, стучали в камеры и кричали: «Прекратить!» Но «Интернационал» в пику ментам, прежде, чем началось обоюдное побоище допеть еще успели:
Маша живёт в необычном месте: внутри старой водонапорной башни возле железнодорожной станции Хотьково (Московская область). А еще она пишет истории, которые собраны здесь. Эта книга – взгляд на Россию из окошка водонапорной башни, откуда видны персонажи, знакомые разве что опытным экзорцистам. Жизнь в этой башне – не сказка, а ежедневный подвиг, потому что там нет электричества и работать приходится при свете керосиновой лампы, винтовая лестница проржавела, повсюду сквозняки… И вместе с Машей в этой башне живет мужчина по имени Магаюр.
Эта странная, на грани безумия, история, рассказанная современной нидерландской писательницей Мариет Мейстер (р. 1958), есть, в сущности, не что иное, как трогательная и щемящая повесть о первой любви.
В этом романе рассказывается о жизни двух семей из Северной Каролины на протяжении более двадцати лет. Одна из героинь — мать-одиночка, другая растит троих дочерей и вынуждена ради их благополучия уйти от ненадежного, но любимого мужа к надежному, но нелюбимому. Детей мы видим сначала маленькими, потом — школьниками, которые на себе испытывают трудности, подстерегающие цветных детей в старшей школе, где основная масса учащихся — белые. Но и став взрослыми, они продолжают разбираться с травмами, полученными в детстве.
Страшная, исполненная мистики история убийцы… Но зла не бывает без добра. И даже во тьме обитает свет. Содержит нецензурную брань.
Роман, написанный поэтом. Это многоплановое повествование, сочетающее фантастический сюжет, философский поиск, лирическую стихию и языковую игру. Для всех, кто любит слово, стиль, мысль. Содержит нецензурную брань.
События книги разворачиваются в отдаленном от «большой земли» таежном поселке в середине 1960-х годов. Судьбы постоянных его обитателей и приезжих – первооткрывателей тюменской нефти, работающих по соседству, «ответработников» – переплетаются между собой и с судьбой края, природой, связь с которой особенно глубоко выявляет и лучшие, и худшие человеческие качества. Занимательный сюжет, исполненные то драматизма, то юмора ситуации описания, дающие возможность живо ощутить красоту северной природы, боль за нее, раненную небрежным, подчас жестоким отношением человека, – все это читатель найдет на страницах романа. Неоценимую помощь в издании книги оказали автору его друзья: Тамара Петровна Воробьева, Фаина Васильевна Кисличная, Наталья Васильевна Козлова, Михаил Степанович Мельник, Владимир Юрьевич Халямин.