Первый День Службы - [261]

Шрифт
Интервал

— А самого-то как в городе называли?

— Шпала.

Шкаф улыбнулся.

— Вроде что-то припоминаю… Постой! А что там в центре два Шпалы?

— Почему?

— Ну одного я знаю из центра, а другой в Южном какой-то там самолет взорвал?

— Да это один и тот же Шпала. Это я! Только никаких самолетов я не взрывал, а просто летчика отоварили. Жил на Южном, друзей у меня там много. Вот и драка там была…

Шкаф совсем расцвел.

— А как же Султана все-таки и не знаешь?

— Да я же тебе говорю…

Неожиданно резко незнакомец протянул Витьке руку:

— Давай знакомиться, я — Султан.

Шпала, немного опешивший, пожал руку Шкафа вторично. На лбу его выступили капли пота. «Чуть было не сказал сдуру, что знаю Султана. Вот состоялась бы комедия! В ухо наверное сразу бы мне врезал… И прав бы был!»

— Не посадили меня, открутился! В армию вот пришлось слинять от суда! — рассмеялся Султан.

Витька тоже рассмеялся.

— Точно так же: это я от суда открутился, это мне пришлось линять в армию!

— Мир тесен, земеля. Ну как там, на Радуге, рассказывай!

— Участковый на Радуге сменился, — принялся вспоминать Шпала самые последние новости из тех, что могли заинтересовать Султана. — Старый, Казбек, в горотдел ушел, а вместо него молодого поставили.

— Козел этот Казбек, — прорычал Султан, — это же он меня сдал, сука. Терпилы заявы забрали. Свидетелей ищи свищи — по морям да деревням разъехались. А он, пидор, нет чтобы дело прикрыть, все копает и копает. На моем горбу хотел в рай въехать. Слава богу, добился своего. Ушел. А как новый?

— Сенькой зовут, а кликуху еще не придумали, пока что Сенькой-мотоциклистом окрестили. У него мотоцикл — «Урал» без люльки, вот он на нем участок каждый день и объезжал. Знакомился со всеми. Сейчас не объезжает. Говорят шины порезали, когда у Медвежат был.

— Все они, пидоры, приходят Сеньками, а через год становятся Семеном Петровичем или Ивановичем… А на мотоцикле на своем он скоро будет только на дачу к себе ездить. Оседлает какого-нибудь водилу из кинотеатра, или из кукольного…

— Еще летом заступил и сразу лютовать начал — выслуживается! — продолжал сообЧение Шпала.

— Доре последнее предупреждение сделал, что посадит за бродяжничество. Дора-то, сколь помню, никогда не работал. Теперь для отмазки грузчиком устроился в овощной, что как раз под ним в подвале. Медвежонок старший спился, на ЛТП отправляют. Прописа Валька с квартиры согнала, он сейчас к Дуське, продавщице из пивного ларька перебрался. И доволен, говорит, жаль, что раньше с ней не сошелся. Работает где-то по «монтажу». У Дуськи теперь вся кодла собирается: Дора, Пропис, Медвежата, Лопарь еще пришел со строгого. Она как раз в доме напротив нарсуда живет, второй подъезд первый этаж.

— Ну-ну, что я Дусю не знаю, — перебил Султан, — она до того в «Волне» официанткой работала. Баба была — во! С ней все передружили.

— Коца еще какой-то откинулся, — сообщил Витька в довесок, только кто он, что — не знаю — жиганы с ним не контачат…

Поток новостей иссякал. Другие районы Султана мало интересовали. Событий же общегородских наскреблось немного.

— Тебя как зовут то? — неожиданно прервал земляк Витькины потуги выдавить из себя еще хоть мало-мальскую новостишку. Вот те нате, — подумал Шпала, — у него что, мигрень?

— Шпала.

— Нет, а в армии?

Витька не понял юмора. «Он что, намекает на то, что в армии он салага? Хорош землячок! Впрочем все они здесь…

— Шпала ты в Икске был и будешь, — разъяснил Султан. — А здесь пока что по имени и фамилии, доколе тебя часть не узнает. Я же не могу своих здесь разыскивать по кличке.

— Гроздев Виктор.

И они в третий раз пожали друг другу руки.

— Слышал, — улыбнулся Султан. — А вообще по фамилии пока привыкай — армия! Хорошо, земеля, я тебя завтра разыщу. Не волнуйся, все покатит хоккей! А кто еще с вами из самого Икска пришел, позови.

Стыдно было признаться, что Шпала не знает, кто именно из городских попал с ним в одну часть. События развивались так стремительно, да и голова в последние часы совсем другим оставалась забита.

— Он там, вторая кровать от угла внизу спит, — подсказал неизвестно откуда возникший у тумбочки солдат, тот что будил Витьку. Шпала пошел в отсек, разыскал нужную койку. На ней оказался похрапывающий во сне Буба. Растолкать его явилось не таким уж легким делом.

— Иди, там тебе земляк подканал.

— Какой земляк?

— Ну дед из Икских, Султан с Радуги.

«А то сболтнет чего доброго лишнего, как я чуть не сморозил,» — подумал Витька. Глаза у Бубы все еще были шальные. Он встал, сопя, принялся одеваться. Пока с этим покончил, забыл, зачем его разбудили, оглянулся на Шпалу, спросил:

— Что случилось, не понял ничего?

— Дед-земляк пришел, своих посмотреть. Иди! — нетерпеливо прошептал Витька.

Сам доковылял до собственной кровати, сел. «Я, наверное, больше не нужен?» — подумал. Посидел еще, прислушиваясь, не позовут ли. Затем хотел было раздеться. Но вспомнил, что его еще бить собирались. Все равно одеваться придется! И завалился так. «Теперь битье не страшно, раз земляк есть,» — подумал Витька и провалился в глубокую темную яму.

ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ

Шпала ломает челюсть полковнику и выпивает у стариков весь запас вина, а самих их стелет по коридору. После чего его кликуха гремит по всему Крыму. Бухгалтерия в стройбате — кому сколько заплатить, чтобы служба раем казалась. Принцип дедовщины — давить с первого дня. Святой Фома сметает часы у Одиссея. Бритый Карабас Барабас записывается в морпехи. Дуремара крутят за убийство. Буратино уходит на дембель со вставной челюстью на присосках. Бабушка делает ход: е2 — е4 и лечебные пиявки расползаются.

Рекомендуем почитать
Новый Декамерон. 29 новелл времен пандемии

Даже если весь мир похож на абсурд, хорошая книга не даст вам сойти с ума. Люди рассказывают истории с самого начала времен. Рассказывают о том, что видели и о чем слышали. Рассказывают о том, что было и что могло бы быть. Рассказывают, чтобы отвлечься, скоротать время или пережить непростые времена. Иногда такие истории превращаются в хроники, летописи, памятники отдельным периодам и эпохам. Так появились «Сказки тысячи и одной ночи», «Кентерберийские рассказы» и «Декамерон» Боккаччо. «Новый Декамерон» – это тоже своеобразный памятник эпохе, которая совершенно точно войдет в историю.


Орлеан

«Унижение, проникнув в нашу кровь, циркулирует там до самой смерти; мое причиняет мне страдания до сих пор». В своем новом романе Ян Муакс, обладатель Гонкуровской премии, премии Ренодо и других наград, обращается к беспрерывной тьме своего детства. Ныряя на глубину, погружаясь в самый ил, он по крупицам поднимает со дна на поверхность кошмарные истории, явно не желающие быть рассказанными. В двух частях романа, озаглавленных «Внутри» и «Снаружи», Ян Муакс рассматривает одни и те же годы детства и юности, от подготовительной группы детского сада до поступления в вуз, сквозь две противоположные призмы.


Страсти Израиля

В сборнике представлены произведения выдающегося писателя Фридриха Горенштейна (1932–2002), посвященные Израилю и судьбе этого государства. Ранее не издававшиеся в России публицистические эссе и трактат-памфлет свидетельствуют о глубоком знании темы и блистательном даре Горенштейна-полемиста. Завершает книгу синопсис сценария «Еврейские истории, рассказанные в израильских ресторанах», в финале которого писатель с надеждой утверждает: «Был, есть и будет над крышей еврейского дома Божий посланец, Ангел-хранитель, тем более теперь не под чужой, а под своей, ближайшей, крышей будет играть музыка, слышен свободный смех…».


Записки женатого холостяка

В повести рассматриваются проблемы современного общества, обусловленные потерей семейных ценностей. Постепенно материальная составляющая взяла верх над такими понятиями, как верность, любовь и забота. В течение полугода происходит череда событий, которая усиливает либо перестраивает жизненные позиции героев, позволяет наладить новую жизнь и сохранить семейные ценности.


Сень горькой звезды. Часть первая

События книги разворачиваются в отдаленном от «большой земли» таежном поселке в середине 1960-х годов. Судьбы постоянных его обитателей и приезжих – первооткрывателей тюменской нефти, работающих по соседству, «ответработников» – переплетаются между собой и с судьбой края, природой, связь с которой особенно глубоко выявляет и лучшие, и худшие человеческие качества. Занимательный сюжет, исполненные то драматизма, то юмора ситуации описания, дающие возможность живо ощутить красоту северной природы, боль за нее, раненную небрежным, подчас жестоким отношением человека, – все это читатель найдет на страницах романа. Неоценимую помощь в издании книги оказали автору его друзья: Тамара Петровна Воробьева, Фаина Васильевна Кисличная, Наталья Васильевна Козлова, Михаил Степанович Мельник, Владимир Юрьевич Халямин.


Ценностный подход

Когда даже в самом прозаичном месте находится место любви, дружбе, соперничеству, ненависти… Если твой привычный мир разрушают, ты просто не можешь не пытаться все исправить.