Первый День Службы - [249]
Каким-то таинственным образом вся их «гоп-компания» вновь оказалась в одном купе. Может быть Потап приказал Хорьку нести Шпалу именно сюда? Более ничего примечательного, вплоть до самого Симферополя Витька поведать не может по причине полнейшего отруба. Помнит только отрывочно, что лежал вольготно на верхней полке. Внизу у стола, заваленного бутылками и жратвой, густая, гомонящая, не расходившаяся во всю продолжительность путешествия толпа. Дым сигарет, кислый запах вина… Как только Шпала открывал глаза или подавал голос, снизу возникали руки со стаканом водки и закусью. Чьи именно они были, Витька не интересовался: выпивал и отрубался вновь. Смутно помнит Перекоп. Воды залива в огненно-красных лучах восходящего солнца. Чудились сквозь пелену сна и дурмана удивительной красоты ландшафты. Видимо, еще будучи в памяти, он приказал Хорьку будить и показывать ему все достопримечательности маршрута. Опыт Харькова для покупателей не прошел даром. В Симферополе всю команду прямо с поезда загнали в вокзал и закрыли на замок. Или это был не вокзал, а только его часть? Шпала помнит какое-то округлых форм помещение с большими окнами, за которыми, с одной стороны, железнодорожные пути, с другой — кирпичные строения. Окошечки касс закрыты. А может быть это какой-то полустанок? Черт его знает. Витьке в конце концов не до того. Он еле теплый. За ночь и полдня, то ли от пьянки, либо от спячки, а мо быть от непомерного желания служить отчизне, все тело обрюзгло. Ноги едва влазят в еще вчера просторные башмаки, и то для удобства пришлось выдернуть шнурки! Болят, сволочи, как в колодках. Лицо обвисло, голова трещит. А тут, ко всему прочему, напихали народу, точно селедки в бочку: ни сесть — ни лечь. В кутерьме растерялись где-то спутники: Потап, Буба, Калач… Исчез оруженосец Хорек. Оставил в самый жестокий момент похмелья — гад! Ну ничего, пусть токмо на глаза попадется. Даром ему не пройдет. Вперемежку со своими Икскими, откель-то взялись еще Орловские. Оказывается вместе в поезде ехали. Только они аж из своего гнезда, а мы лишь в Харькове подсели. Почему, спрашивается, Шпалу со товарищи перли на Украину, если прекрасно могли на этот же поезд погрузить в самом Икске? Глупый вопрос! Кто бы иначе переворачивал ментовские машины. Или не было никакого погрома, его посетили пьяные галлюцинации? У всех на устах на разные лады «Севастополь».
— Что Севастополь? — обращается Шпала к одному из Орловчан.
— В Севастополь едем служить!
— В сам город или в область?
Оказывается нет такой области — Севастопольской.
— А какая же есть?
— Крымская.
— Ну в чем разница, областной-то центр Севастополь?
— Нет, Симферополь!
Странно однако: Севастополь на весь Союз знаменит, на весь мир! А Симферополь так — курортный городишко! Подобный расклад вещей, по крайней мере, представлялся Шпале. Лишь потом, попав в «Гордость русских моряков» и узнав, что он вообще закрытый, весь до отказа начинен всевозможной и невозможной военной техникой и технологией. Как над землей, так и под, как на воде, так и глубже, да и в небесах наверное. Понял — нельзя оному быть центром области, у Севастополя задача поважнее! В самом городе придется служить или в окрестностях никто не знал. Одни говорили так, другие наоборот. И те и эти Шпалу раздражали: «Что у них совсем мозги не болят, еще о такой ерунде спорить! Об деле надо думать — где опохмелиться найти!» Откуда-то взялись знатоки и утверждали, что в городе три стройбата, все в черте. Вот, дескать, раскинут по этим трем. «А если Шпала хочет в четвертый?» Так же пиздоболы единодушно сходились во мнении, что форму стройбат носит морскую, хотя служба два года! Это ж надо подобную фигню выдумать! Обсуждали новости. Оказывается за поездку произошла масса событий: кто-то в пьяном виде упал с верхней полки и сломал руку об стол (жаль, что не голову!). Другой тоже упал, но сломал стол, а не руку. Третий пикировал вообще не на стол, а из вагона. Четвертый пятому поломал челюсть. А шестой их разнимал и ему досталось от обоих! Седьмой отстал по дороге или сбежал. Восьмой «Б» оказался скрытым баптистом, а «Е» всего лишь, педерастом. У девятого солдаты-«покупатели» отобрали водку. А с десятым ее вместе пили. Двенадцатому продавали. Одни приобретали пойло у проводников, другие наоборот излишек вагоноУважатым продавали… В общем, бардак, а не армия: никакого порядка! Некоторые спешили избавиться от хорошей одежды, обуви и тоже загоняли ее кондукторам или меняли на водяру…
«Мне бы их проблемы! — думал Шпала. — Лучше б информировали: сколько вчера пострадало в драке на Харьковском вокзале с обоих сторон?» Весь этот галдеж бил кувалдой по сознанию. Иначе он и внимания не предавал таким мелочам. Ну какая Витьке разница: Будет оный служить в матросской или солдатской форме? Оленьке, Натке, Юлечке это без разницы. Для Ларочки на дембель можно где-нибудь достать в крайняк. Эх, скорей бы дембель! Сколько еще до него дней-то осталось? Гораздо важнее являлось сейчас найти грамм двести на опохмелье. Или уж хотя бы водички холодненькой. Или даже тепленькой. Ну хотя бы глоточек! Шпала облокотился о подоконник с видом на рельсы и положив голову поверх рук, задремал стоя. Прокимарив так с полчаса, накопив достаточно сил для того, чтобыы найти своих, а так же Хорька-паршивца, Витька воспрянул духом, гаркнул что было мочи:
Село Белогорье. Храм в честь иконы Божьей Матери «Живоносный источник». Воскресная литургия. Молитвенный дух объединяет всех людей. Среди молящихся есть молодой парень в инвалидной коляске, это Максим. Максим большой молодец, ему все дается с трудом: преодолевать дорогу, писать письма, разговаривать, что-то держать руками, даже принимать пищу. Но он не унывает, старается справляться со всеми трудностями. У Максима нет памяти, поэтому он часто пользуется словами других людей, но это не беда. Самое главное – он хочет стать нужным другим, поделиться своими мыслями, мечтами и фантазиями.
Скорее рассказ, чем книга. Разрушенные представления, юношеский максимализм и размышления, размышления, размышления… Нет, здесь нет большой трагедии, здесь просто мир, с виду спокойный, но так бурно переживаемый.
Валенсия мечтала о яркой, неповторимой жизни, но как-то так вышло, что она уже который год работает коллектором на телефоне. А еще ее будни сопровождает целая плеяда страхов. Она боится летать на самолете и в любой нестандартной ситуации воображает самое страшное. Перемены начинаются, когда у Валенсии появляется новый коллега, а загадочный клиент из Нью-Йорка затевает с ней странный разговор. Чем история Валенсии связана с судьбой миссис Валентайн, эксцентричной пожилой дамы, чей муж таинственным образом исчез много лет назад в Боливии и которая готова рассказать о себе каждому, готовому ее выслушать, даже если это пустой стул? Ох, жизнь полна неожиданностей! Возможно, их объединил Нью-Йорк, куда миссис Валентайн однажды полетела на свой день рождения?«Несмотря на доминирующие в романе темы одиночества и пограничного синдрома, Сьюзи Кроуз удается наполнить его очарованием, теплом и мягким юмором». – Booklist «Уютный и приятный роман, настоящее удовольствие». – Popsugar.
Маша живёт в необычном месте: внутри старой водонапорной башни возле железнодорожной станции Хотьково (Московская область). А еще она пишет истории, которые собраны здесь. Эта книга – взгляд на Россию из окошка водонапорной башни, откуда видны персонажи, знакомые разве что опытным экзорцистам. Жизнь в этой башне – не сказка, а ежедневный подвиг, потому что там нет электричества и работать приходится при свете керосиновой лампы, винтовая лестница проржавела, повсюду сквозняки… И вместе с Машей в этой башне живет мужчина по имени Магаюр.
Эта странная, на грани безумия, история, рассказанная современной нидерландской писательницей Мариет Мейстер (р. 1958), есть, в сущности, не что иное, как трогательная и щемящая повесть о первой любви.
Роман, написанный поэтом. Это многоплановое повествование, сочетающее фантастический сюжет, философский поиск, лирическую стихию и языковую игру. Для всех, кто любит слово, стиль, мысль. Содержит нецензурную брань.