Первый День Службы - [143]

специально притаился там и ждет! Попросила сорвать защелку и извлечь оккупанта оттуда, поскольку на стук и крики Чава не отвечал и никаких признаков жизни оттуда не подавал. Что мог сделать для друга Витька? Серега Федоров дернул дверь и в коридор вывалился Чава, синий, как содержимое уничтоженной им спиртовки, со спущенными до колен нижними принадлежностями одежды. Руки он так и держал обручем, как будто все еще обнимал унитаз. Пришлось Чаву в отрубленном состоянии кое-как одевать и лично Витьке тащить его до дому!

В другой раз Сашке посчастливилось обрыгать собственных учителей с директором школы во главе. Шпала тогда уже учился в городе. Они выпили, потом еще… Чава был хорош, Витька немногим лучше. Он вез друга домой. В троллейбусе Чаве вдруг срочно захотелось рыгать. Вы ведь знаете этих пьяниц: никакой дисциплины не понимают! И нет такой команды, которая бы их остановила. Так неожиданно и невмоготу ему, ровно понос. Шпала схватил его за рот, горло и так держал на удавке до остановки. Но вот троллейбус остановился, Шпала бросил Чаву, тот руками ухватился за двери, точно хотел их распахнуть раньше времени и весь напрягся в предвкушении мига блаженства. Поэтому ничего удивительного нет в том, что, едва створки дверей открылись, как на голову весело гомонящей и толпящейся публики из троллейбусас ревом обрушилась струя недавно усвоенного «Волжского» вперемешку с более ранними пластами заглоченной пищи. Удивительное состояло в том, что его с букетами встречали его учителя! И вот Сашка появился перед ними на возвышении. Чава при этом изогнулся с поклоном, словно приветствуя: «Милости просим к нашему шалашу!» Блевок получился необыкновенно смачным, словно внутри у него не было ни хитросплетений кишок, ни других органов, а только сплошной резервуар, резиновый мешок с помоями. И вот: «Здрасте вам!» С ужасом Шпала из-за плеч Чавы увидел толпу учителей Грязновской школы, едущих, очевидно, с какого то праздника: они были хорошо одеты, женщины — с букетами в руках. Он бросил друга на произвол судьбы и быстрее пули выскочил через другую дверь. Самое удивительное, что обгаженные учителя так и не узнали в лицо своего ученика. Наружу Чаву вытолкнула толпа выходящих, там же, у входа, оказались и работяги, которые, не церемонясь, тут же отпнули от себя мерзостного типа так, что Чава упал мордой в лужу, и, не в силах самостоятельно подняться или просто не желая покидать освежающей ванны, так и лежал на тротуаре мордой вниз. Учителя, подняв высоконравственный гомон, отряхнулись как смогли, вениками цветов, да так и уехали с остановки. Когда толпа рассосалась, Витька, притаившийся до тех пор в стороне, подошел, схватил друга за шкирку, как мешок, и потащил его к колонке. Если вы думаете, что Гроздев несправедлив в оценке друга, то представьте себе, что друг этот был далеко не ангел, и, пожалуй, приносил немало хлопот, так что уже сам факт того, что, несмотря на все неудобства, Витька продолжал общаться, нянчиться с Чавой, а не послал его от себя подальше, свидетельствует о чем-то!

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Чава устраивает цирк в общаге, а комендант дает ему маяки с корабля. Герасим из «Му-му» лезет по бельевым веревкам в окно туалета. Весь на четвереньках и в паутине, как китаец на чердаке. Если из подвала ползет что-то черное, то это Сержик надумал линять! Предусмотрительный интеллигент ходит в тулупе и со шлангом в руке! Шпала — члено вредитель. Чава поправляет лифчик на груди — значит, у него новая баба! Красивые телки на Украине женятся в 15 лет. Дыра шире маминой — жди ребенка через шесть месяцев! Девичьи прелести или дармовой самогон — что главнее?

Сержик Самойлов рассказывал Витьке, как ему пришлось однажды тащить Чаву в общагу железнодорожников. Он проклял тот день и час, когда познакомился с Чавиным! Подобрал же он Сашку чисто случайно.

— Иду по городу через дворы, чтобы путь сократить, зима, все от снега белым-бело, а тут смотрю — из подвала что-то черное лезет! Интересно мне, дураку, стало, что это может быть, присмотрелся, а это Чава в тулупе. Мне бы линять! А я еще больше удивился, подхожу — точно он! Только на четвереньках и весь в паутине, как диван на чердаке. «Чава, это ты?» — спрашиваю. А он обрадовался, на меня кинулся, повис и мычит, как Герасим из «Му-му». Отцепиться от него не могу! А он, подлец, еще и целоваться лезет! Люди уже кругом начинают собираться: кто со шваброй, а кто поинтеллигентней, тот с резиновым шлангом от стиральной машины. И физиономии совершенно не наши, неприветливые, точно в Китай попали! Я себя проклинаю: «На кой черт подходил?» Повис теперь на меня, как камень, и не оторвешь. А публика, чувствую несознательная — бить будут обоих. Чаве то хорошо, он предусмотрительный — в тулуп вырядился! А мне каково в пальтишке? Я им прикрылся, от общественности прячусь. «Куда тебя оттащить?» — спрашиваю. Мычит, показывает на подвал, туда, бай-бай! Он меня к себе водил как-то в гости, знаю, где их общага, волоку его, а Чава в тулупе тяжелый, гад, толстый, тащить неудобно и висит на мне, как так и надо! Я ему говорю: «Сашок, поимей совесть, перебирай хоть чуть-чуть кеглями, иначе брошу тебя тут да и… с тобой!» Тут Чава говорит: «Ха-ха!» и кулак мне в лицо сует. Пыряет, пыряет — попасть не может. «Сейчас вырублю!» — говорит, а сам на мне висит. Ну, я его уронил на асфальт и пошел прочь. Слышу сзади стоны: «Помогите, умираю!» Подхожу, Чава лежит плачет. Говорит: «Прости, Сержик, я думал менты повязали, хотел убежать!» Тащу его дальше, а он висит, увидит прохожего, кричит: «Отпусти меня Сержик, сейчас я его вырублю!» Он и так тяжелый, а тут еще смеюсь, не могу. Кое-как дотащил его до общаги, Чава тут с полчаса на лавке отлеживался, сил набирался, чтобы через вахту ровно пройти. «Я, — говорит, — вестибюль пройду, а в коридоре ты меня подхватишь!» «Ладно, пошли!» Я первый прошел и из коридора наблюдаю.