Первый День Службы - [133]

Тут я, запечатляющий данные излияния нашего «героя», должен сделать остановку и попросить у Вас, дорогой читатель, прощения за Шпалу, за эти его откровения. Действительно, мы теперь понимаем, что все боксеры, как и все, видимо, спортсмены, немного, так сказать, того! Бить ради доказательства своей теории первого попавшегося встречного — для нас это чересчур! Складывается такое впечатление, что у подобных личностей получение и нанесение ударов дело столь же обычное, как, скажем, для каждого из нас примерка обуви при покупке! Вернее, мы видим даже, что оно еще более возвышенно, чем простое действие, оно в их глазах является искусством и одновременно душевной необходимостью, подобно слаганию стихов для поэта в минуты вдохновения! Но «из песни слово не выкинешь»! Оставим это на их совести. Для нас же важно установить, так сказать, психологическую модель поведения описываемых типов, мотивы их поступков, и их следствия. Ведь если книга не является постижением жизненного опыта на чужих ошибках, то она теряет основное свое предназначение! Развлечение, заключенное в ней, мы можем найти в других сферах, голые сведения о тех или иных событиях, фактах из научных статей… Банк данных личного жизненного опыта, его причинно-следственных связей нам может дать только художественная литература — в этом ее основное предназначение! Читая и усваивая содержание таких книг, мы обогащаем свой жизненный опыт заочно, не прибегая к методу проб и ошибок, являющемуся, пожалуй, единственным средством познания при непосредственной встрече с реальностью. Мы бережем собственную шкуру от ненужных шрамов и рубцов для тех исключительных случаев, когда ей все-таки придется жертвовать во имя опыта, недостижимого иными путями. В этом преимущество человека перед животными, когда каждый должен понять все сам, если только данная информация не записана у него в генетической памяти!

Смысл же усвоенного Гроздевым новшества состоял в том, что при нанесении удара Горбань под конец как бы скидывал руку с плеча почти одновременно фиксируя кулак. То есть плечо, предплечье и кулак как единое целое продолжали по инерции лететь вперед, в то время, как корпус, разогнавший и «сбросивший» их уже возвращался на свое исходное место. Этим достигалось дополнительное ускорение так как уменьшался радиус окружности. (Так ускоряется движение грузика на ниточке, когда та постепенно наматывается на карандаш.) Как известно, сила удара — это масса, помноженная на квадрат скорости, то есть, скорость в ударе — главное! Подобной скорости хватало для отруба с лихвой, даже без тренировки. Конечно, требовалось пересмотреть «прицел», но это дело наживное: опытным путем достичь попадания в цель и запомнить ощущение мышц.

Еще когда ни в области бокса, ни в области драки он не был сколько-нибудь заметной фигурой, а стать ей, чтобы достичь прекрасной Ларочки, страстно хотел, Шпала тренировался тем, что бегал через лес, в самую его гущу и лавируя, уворачиваясь от встречных веток, наносил удары по другим. Теперь в Витьке взыграло желание попробовать себя в качестве тренера. Используя весь описанный опыт, он добился, наконец, от Чавы довольно приличного исполнения ударов и считал, что с этим багажом тот способен заявить в среде молодежи свои права. Вот только беда: в конфликтных ситуациях Чава по привычке поджимал хвост, вместо того, чтобы самому идти на обострение. Из житейской боксерской практики Шпала знал, что многие парни-технари приобретали уверенность в себе лишь после того как, случайно нарвавшись где-то на скандалиста, вырубали его. Таким путем, в частности, нашел себя Витькин друг по учебному цеху Горбань.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ,

суть которой столь же конкретно обозначена в названии: исповедь маньяка, техника удара. Некоторые комментарии.

Горбань был от рождения тихим мальчиком при взбалмошной мамаше-садистке. Боксом занимался у Свиридова (конкурента Витькиного тренера Петрова) года два. Выигрывал, проигрывал, но особых талантов не выказал, а затем и вовсе бросил бокс. Перелом в сознании и поведении у Горбаня наступил, когда защищаясь (ему пришлось драться с двумя обломами), Саня обоих их вырубил. Это произошло уже на Витькиной памяти.

Семья друга тогда только что переехала в другой район города, где Горбань никого не знал. Баб он недолюбливал всегда и до самой армии не испытывал к ним влечения. (Видимо, по аналогии с матерью, которую откровенно ненавидел). Папаша жил отдельно от них. Позже свою концепцию отношения к прекрасному полу, да и к жизни вообще Сашок выразил Шпале следующими словами:

— Бабы существуют для того, чтобы их пиздить и в рот давать! Больше ни для чего. Чтобы я совал в эту зассанную, вонючую дыру? Я же свой хуй не на помойке нашел! А чтобы я еще этих сук упрашивал, чтобы я этих сосок целовал!!! Да она может у полгорода пересосала. Их, блядей, нужно каждое утро на площади кнутами сечь, всех поголовно, только тогда они будут вести себя как надо!

— А как надо? — антиресуется тут слушатель.

— Готовить мужику жрать, тряпки стирать, порядок в доме наводить, детей воспитывать… Все, что положено бабе делать. Как мужики этого не понимают? Да если бы каждый хотя бы по одной бабе в день пиздил, уже прогресс был бы! А то еще цветочки им дарят, наряды покупают всякие, по ресторанам водят… Как они после этого кому попало давать не будут! (Глубокая мысль, надо заметить!) Эти мразевки только побои понимают! Ломается-ломается, а сама аж балдеет, так ей приятно когда мужик перед ней унижается!… А как дашь между рог — сразу не то что пизду подставляет, и в рот берет! (Тонкий все же Саня знаток женских сердец!) Ей и ебли не надо, лишь бы над мужиком поизмываться. А если сначала отмолотишь ее хорошенько, а потом засунешь, вот тогда у нее сразу оргазм! Чё смеешься? Я пробовал, сколько раз! Знаешь, сколько я этих мразевок перепиздил? Я теперь уже, если мне баба сразу даст, никакого кайфа не получаю! Чует, стерва, заранее. Так не интересно. А вот когда она еще не знает тебя и начинает свои прорисовки, тут ее обломать высший кайф! Знаешь, как баб бить интересно! Она визжит, царапается, на колени падает, просит «Не надо!», а ты ее по голове, сучку, по голове!… И ты знаешь, что я выяснил? — Бабу вырубить труднее, чем мужика. Серьезно! У них это, видно, от природы предусмотрено. Бьешь ее, а она, как кошка, через голову кувырк — и опять на ноги становится! А потом — хрясть, и обмякла!!! И еще люблю жлобов толстых вырубать, которые на баб похожи. Знаешь, у него морда жиром заплывшая, а ты ему так — хлесть! — и у него кожа — шварк напополам — и сало торчит!