Первый День Службы - [128]

— Хочешь, сегодня они будут кричать «Да здравствует Семенова?» — спросил он ее на следующее утро, когда встретил в автобусе по пути в школу.

Ларочка смутилась, покраснела и неуверенно как-то пролепетала:

— Не надо! Зря ты их так, они хорошие ребята.

— А я что их заставлял, что ли? — удивился Шпала. — Они сами, по своему выбору. Не веришь, спроси у них сама сегодня!

Кажется, она не поверила, но задавать своим кумирам щекотливые вопросы побоялась. Ларочка жила в мире иллюзий, придуманном и подогнанном под запросы своего «я». Одних она превозносила до небес, делая их равными богам, других бесконечно презирала, и переубедить ее в этом было чрезвычайно трудно. Действительности она за доказательство не признавала и могла найти любому противоречащему ее точке зрения факту оправдательное объяснение. Но еще бы чуть-чуть и, ей-богу, дискари за водку сами продали бы ему Семенову, убедили, уговорили бы ее переспать с Витькой. Только нужна ли такая любовь через силу?

Предприятие рухнуло, когда он посвятил в него Чаву. Тот оказался не в меру деятельным компаньоном и, несмотря на Витькин запрет пользоваться лазейкой без его ведома, энергично принялся опустошать магазинные ящики и поить всякую свою знакомую, малознакомую, и вообще не знакомую шушару. Широта русской души перла у него изо всех щелей! На третьем или четвертом лове он и спалился, едва не загремел в тюрьму сам и не потащил за собой туда же Витьку, ибо Шпала наверняка знал, что друг не из храброго десятка и после первого же хорошего нажима, а тем более звиздюлины расколется, что называется, до самой сраки!. Чава полез в подвал очередной раз за добычей с глубокого похмелья (Вот где следовало бы на стене повесить плакат с надписью: «Не опохмелившись, к работе не приступать!»), руки тряслись и поэтому шнур удочки зацепился не за бутылку, а за обитый жестью угол ящика. Оставлять вещественное доказательство на месте преступления было нельзя и поэтому Сашок решил подтащить к дыре весь уже почти пустой ящик, чтобы отцепить удочку а заодно и набрать водки. Сам ящик он собирался потом как-либо разобрать и вытащить в каморку через пролом, чтобы не видно было убыли. С полпути ящик сорвался, наделав много шуму, и весь оборвавшийся шнурок остался на уголке. Выдернув из трусов резинку (иной подходящей веревки под рукой не было) Чава принялся было ее прилаживать на удочку, как дверь в комнатушку вдруг распахнулась и на пороге выросли ноги здоровенного мужика в робе. Видимо, это был кто-то из грузчиков магазина.

— Ты что тут, едрена мать, делаешь?! — рявкнул он на рассупонившегося рыбака, ослепив его лучом карманного фонаря.

— Ка-какаю! — пролепетал полуживой Чава.

— А ну-ка брысь отсюда, чтобы я тут больше духу твоего не чуял!

Чава схватил штаны за мотню в охапку и был таков. Пуговицы на ширинке он застегнул только квартала через два. Обо всем этом Чава рассказал Шпале в тот же час дрожащим, виноватым голосом. Он не без основания предполагал, что ослушание и самодеятельность не обойдется ему безнаказанно. Когда Витька прибыл на место, там уже вовсю кипела работа: у открытой двери каморки суетился человек со стамеской, врезая вместо прежнего новый внутренний замок, рядом лежал небольшим штабельком красный кирпич сложенный в столбик, стояла бадья с раствором. Отведя Чаву в парк, Шпала в первый раз за их дружбу набил ему от всей души морду.

— Кричи «Ура!», тварь безмозглая, что все еще так обошлось! — шипел он на компаньона, когда тот ощупывал пальцами зубы во рту и вытирал снегом расквашенные губы. — А то бы и срок получили, и списали бы на нас все, что сами продавцы разворовали, всю жизнь бы платить, не выплатить! Мужик тебе еще с понятием попался!

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ

Теория удара на полном серьезе! Не изобретайте велосипед — читайте эту книгу, и вы узнаете о боксе столько, сколько не узнаете прозанимавшись им пятилетку! Этих знаний Вам хватит! А технология удара и его тренировка в следующей главе.

В избиении летчика Чава оказался участником чисто случайно, так же как и сам Шпала. Просто хотели отомстить понаехавшим колхозникам за непочтительное поведение по отношению к ним, местному населению, а еще честней — поразвлечся! А что? Все умные люди так делают! Никто его силой на драку не тащил, да и в самой процедуре избиения Чава только и делал, что присутствовал, что и сам потерпевший в своих показаниях отметил. Поэтому Сашку оставили гулять под подпиской, в то время как Шпалу с Зилом посадили в сырые и темные тюремные казематы. Однако родители Чавина, узнав о случившемся, посчитали своего отпрыска невинно пострадавшим, оклеветанным и пришли в милицию требовать справедливости. Папаша, судя по голосу был пьян, мамаша голосила, как на похоронах. Они предприняли целый штурм, прихватив с собой двоих Сашкиных младших братьев и восьмидесятилетнюю безумную бабку, которая всю дорогу то выла, то смеялась невпопад но очень громко. Что же касается чавинят, то они подвывали тише, но вовремя и порой вставляли реплики типа:

— Свободу Юрию Деточкину!

или:

— Дед Мороз — Красный Нос, борода из ваты, ты подарки нам принес… горбатый?