Первый арест. Возвращение в Бухарест - [197]

— Пауль убит, — сказал Виктор чуть слышно. — Ему страшно не повезло, и он погиб.

— Где? — спросил я.

— В Париже, в начале войны. Пауль сражался в Испании, потом он жил в Париже, а когда туда пришли немцы, он швырнул бомбу в автомобиль с эсэсовцами среди бела дня, на площади Этуаль. Но ему не повезло…

— Его поймали?

— Нет. Бомба разорвалась у него в руках в тот момент, когда он ее бросил.

— И его убило?

— Нет. Когда они окружили его, он еще был жив. Он успел сказать своему напарнику — французу: «Уходи, друг». Тот затерялся в толпе, а Пауля увезли в госпиталь. Они хотели вылечить его во что бы то ни стало, чтобы узнать имена товарищей, и они его даже оперировали, но после операции он сам сорвал с себя повязку…

Виктор замолчал. В комнате стояла тишина, и в мыслях у меня была тишина, пустота. Потом она взорвалась. И этого я не ожидал. Я не ожидал услышать такую историю, не ожидал, что такова будет судьба Пауля. Вот каким оказался наш капиталист, милый, робкий парень, о котором все говорили, что он втянулся в движение «за компанию». Неллу ему не доверял. Принципиальный, неутомимый товарищ Неллу, этот ничтожный обыватель и себялюбивый лавочник, который, наверно, уже торговал галантереей в то время, как Пауль срывал с себя повязку. Господи, да ведь Пауль был преданным и храбрым товарищем уже тогда, когда мы ездили с ним смотреть, как разлагается буржуазия, и он наивно рассуждал, что не боится избиения в сигуранце, потому что его здорово лупили в детстве веником. Он был в сто раз лучше Неллу уже тогда, когда папаша-капиталист, вот этот несчастный старикашка, который сидит теперь на диване и смотрит в окно, дал за него взятку и освободил его из-под ареста. Неллу говорил, что революционер не имеет права оставлять товарищей в беде. Говорил, только говорил. А Пауль, тот и в самом деле считал свое освобождение несчастьем и готов был вернуться в тюрьму, скажи мы ему хоть слово. И вот чем все это кончилось. Я никогда больше его не увижу. И не услышу, как он говорит «братцы, я согласен». Он ведь всегда говорил «братцы» и всегда соглашался с товарищами. А что делает здесь папаша-капиталист? Зачем он явился в Цека?

Отец Пауля обрадовался, когда мы сказали ему, что хорошо знали его сына. Папаша-капиталист по-прежнему страдал одышкой и, разговаривая, брызгал слюной. Он пришел в Цека, потому что клуб коммунистической молодежи был назван именем Пауля, и он принес фотографии сына.

— Вот так, детки, — сказал он, взглянув на нас влажными красноватыми глазами. — Нет больше Пауля, и я остался на старости один, совсем один…

Он замолчал, и мне показалось, что он сейчас заплачет.

— А что вы делаете? — спросил я. — Все еще занимаетесь коммерцией?

— Нет, коммерцию я давно оставил. Во время войны я почти не занимался никакими делами, а вот теперь кое-что обдумываю. Есть у меня одна идея. — Он оглянулся и продолжал чуть слышно: — Вам я могу сказать — вы ведь не конкуренты. У меня замечательная идея. Это сенсация. Я обставлю всех. Уверен, что другие еще не скоро догадаются. На моей идее можно заработать. Я ручаюсь головой, что на этом можно заработать…

— На чем? — спросил Виктор.

— На рублях. Если у вас есть деньги — покупайте рубли.

— Рубли?!

— Да, рубли. Скупайте их по рыночному курсу, вы ничего не потеряете. За них заплатят полностью. Помяните мое слово — на рублях можно заработать.

— Когда-то вы придерживались другого мнения, — сказал я. — Вы говорили, что на рубле нельзя заработать, и если в Бухарест придут коммунисты, то лично вам придется застрелиться в первый же день, но они, конечно, не придут, скорее сюда придут уругвайцы или мексиканцы…

— Я ошибался, — сказал старик. — Дельцы тоже ошибаются. Если бы они не ошибались, прекратилась бы всякая коммерция. Для того чтобы один выиграл, другой должен ошибиться и проиграть. — Он сделал паузу. — Но теперь я не ошибаюсь — на рублях можно заработать!

Я вдруг почувствовал ярость. Ты, ты, бесновался я внутренне, хитрец, спекулянт, буржуй. И прежде всего — болван. Вот именно, болван. Скажите пожалуйста, у него есть идеи, на которых можно заработать. Жалкий болван. Грош цена твоим идеям. И всем твоим заработкам. У тебя есть сын, верней, у тебя был сын. Вот это действительно у тебя было. Замечательный сын. Он погиб, но о нем будут помнить долгие годы. А ты носишься со своими идеями и скупаешь рубли. Рубли тебе пользы не принесут. Ты еще потеряешь свои рубли. И заодно все свои леи. Ты еще останешься без гроша. Ты еще придешь сюда, в Цека, и будешь говорить, что у тебя был сын. Только об этом ты и будешь говорить. О сыне. О Пауле. Ты будешь напоминать всем, что ты был отцом своего сына. Жаль, что этого у тебя никто не сможет отобрать. Потому что у тебя действительно был сын. Ты слышишь, глупый старик? Ты даже себе не представляешь, какой у тебя был сын…

Я еще долго продолжал осыпать его про себя всеми известными мне проклятиями, а он ничего не подозревал и продолжал болтать. Он ковырял зубочисткой в гнилом зубе, сплевывал на ковер и болтал обо всем сразу: о своем одиночестве, о Пауле и о том, как скупать рубли на черном рынке — на рублях можно заработать.