Первый ангел - [20]

Такими постепенными шагами он выполнял и перевыполнял задание Дамы по практике телепатии. Впрочем, к чёрту задание. Мефистон следовал своему плану, хотя мысль впечатлить Анастасию невольно подогревала рвение. Практиковать вхождение в мысли ему никто не запрещал, обещали только позже научить. Ему вообще ничего не запрещали, кроме Клятвы. Следовательно, инициатива поощряется. В больнице даже риска разоблачения и привлечения внимания нет. Идеальное место для изучения дара. Наверняка кто-то из Круга работает также, как он. Надо будет потом поинтересоваться, обмен опытом провести. В любом случае, его путешествия по мыслям пациентов с приглашением или без, давали свои плоды.

Он никогда не прописывал нейролептиков, если без них вообще можно было обойтись. Ненависть к «таблеточкам перед сном» была его вторым дыханием с детских лет. Долг врача помочь больному победить болезнь! А не сделать вид, что её нет. Вместе с пациентами в мирах их фантазий, страхов и надежд, они вступали в бой, или в путешествие, или начинали строительство психических крепостей. Возможно, впервые в истории, он разрабатывал способы излечения собственно причины психического расстройства как таковой.

Если у Вас опухоль мозга, это лечит хирургия, а не психиатрия. Душа тут непричем. Если Вы отравлены ядом алкоголя и впали в «белую горячку», то это наркология, а не психиатрия. Душа тут непричем. Если Вы с рождения инвалид, то душа у Вас и не сформируется толком, такой вот парадокс дуальности духа и материи. А вот когда душа причем, врачи, как правило, опускают руки и тянутся за нейролептиками. Традиционными, или атипичными, как ни назови. Но таблетка не делает человека храбрым. Голоса в голове можно заглушить, но не сжечь причину их появления.

Мефистон тут выступал одиноким новатором на острие прорыва. Психические расстройства можно лечить сами по себе! Можно показать дорогу заблудшей душе. Если спустишься к ней и пойдешь рядом. Если хотя бы поверишь, что она заблудилась и захочешь понять, в каком темном лесу. Мефистон отдавал себе отчет, что использует свои силы и не может просто сказать другому врачу, как это делает. Но это его фронт, здесь он стоит, и он будет спасать людей потому, что может. Не слишком часто. Феноменальный успех привлечет ненужное внимание. Чтобы тебя уважали, а не завидовали, нужна и горечь поражений. Как ни жестоко это звучит, но Мефистон должен был выбирать тех, кому не сможет помочь, потому что так «надо». Жертвы на алтарь будущей победы. Он честно признавал себе, жертвы не последние и самые невинные.

С детства приученный к осторожности, свои успехи он не афишировал, статей писать не торопился, но все данные и случаи аккуратно фиксировал в красках и подробностях историй своих пациентов. Историй того, что они видят и слышат, и как он играл в их игру, а не только клинических деталей и рецептов. Он не пытался навязать свой опыт, отличиться, вел себя тихо, рассказывал невзначай. К нему сами шли за советом, приглашали на консультации, показывали документы, вроде бы тоже невзначай, без какой либо ответственности за мнение. Мефистон знал, время придет. Сейчас он врач без году неделя. Долгая Война учит быть терпеливым. Конечно, другие врачи не смогут использовать его дар, но угол зрения он сможет изменить. Даже обычное, человеческое путешествие в миры фантазий и страхов может быть куда полезнее, чем попытка подавить болезнь. Труднее, опаснее, но, в конечном счете, оно дает шанс на победу. Легкий путь химии таких шансов не дает. Главное, что он постепенно хотел донести до своих коллег по больнице, а затем и в мире — это новое понимание «психической нормы».

Интересно, что в науке нет даже единого мнения о сущности «психической болезни». Когда человек убивает, его сажают в тюрьму. Когда он убивает по приказу голосов в голове, его лечат. Разве наши мысли это не наш голос в голове? Кто скажет, какой голос хороший, а какой плохой? Разве у нас не бывает плохих мыслей, которые мы скрываем или подавляем? Бывают. Значит, маньяк ненормальный только потому, что не стал скрывать, а взял и сделал? То есть, мы все маньяки, а он просто более решительный? Вернемся к первому примеру с приговором. Если разница между нами и маньяками только в наличии действия по реализации темных мыслей, то почему в приговоре вся разница не в действиях, а в голове? Голоса — лечение. Нет голосов — тюрьма или казнь. «Интересные дела. Для суда разница в мыслях, для людей, в поступках…» — думал Мефистон, изучая судебную практику и медицинские экспертизы.

Он прекрасно отдавал себе отчет, что если бы поведал коллегам про Навь, то его самого бы приняли в палату. А если бы показал иллюзии или телепатию? «Тогда в палату захотели бы коллеги», с грустной улыбкой подумал Мефистон. Однако, шутки в сторону. Если бы показал, то пошел бы совершенно иной разговор. В итоге опять, псих он или нет, определяет не то, что в голове, а то, что происходит снаружи! С таким подходом лечить психические проблемы просто невозможно. Потому что их не видно, следовательно, врача вообще не они интересуют, а лишь события и внешние поступки…